И вот 12 мая роковой вылет для нашего экипажа. Нас сбили на 2-м вылете. (Вот прошёл уже 41 год с тех пор, и мне думается, что эта горькая доля выпала нашему последнему сбитому экипажу при освобождении Крыма.) Я хочу немного дополнить, вернее уточнить. Когда нас подожгли, командир рванул резко самолёт вверх, хотел сбить пламя. Но этого не получилось. Тогда он дал команду приготовиться к посадке на воду, а сам начал открывать фонарь. Его, видимо, заклинило. Он зажал штурвал между колен, а руками начал открывать. Штурвал выскользнул из «меж ног», и самолёт пошёл в пике. Каким-то чудом выровнял у воды и начал садиться на воду, т.е. убрал газ, выключил зажигание. Самолёт при ударе об воду – винты в «бараний рог», но он по инерции пошёл по воде. За это время мы смогли выбросить шлюпку и выброситься из самолёта. Самолёт потерял скорость на воде, сразу затонул. При посадке все были, конечно, изрядно побиты. У меня при выходе из атаки было много мелких ранений, то ли осколки от разрывных пуль, то ли осколки от дюраля. Но когда я очутился в солёной и холодной воде, то это были адские боли. Жаловаться было некому.
Буримович Алексей Григорьевич
Пишу вам это письмо со Сталинградского фронта, дерусь за Дон за Сталинград. Сам жив, здоров. Живу хорошо. Особенно был у нас замечательный вчерашний день. Вчера за 3 минуты мы уничтожили 5 немецких бомбардировщиков. Всего за день было сбито 7 фашистских стервятников. Сейчас могу вам сообщить мой адрес, по которому вы можете мне писать: Действующая Красная армия, полевая Почтовая станция 28, 1261 АП ПВО, лейтенанту Буримовичу. Пишите обо всем. А то я за все время от вас не получил ни одного письма.
Молодкин И.
Это письмо подарила мне коллега, к которой оно попало случайно от родственников солдата. Дала мне со словами, чтобы я передала его нашему общему приятелю в школьный музей.
В салоне фотографии, куда я принесла его отсканировать, сначала отнеслись пренебрежительно, а потом боялись брать в руки. Это непритязательное письмо от бойца-новобранца с передовой. Надеюсь, нет, уверена, что солдат вернулся живым, иначе бы письмо хранили и не отдавали бы в случайные руки. В оригинале авторская орфография выглядит трогательно, но в перепечатке раздражает, поэтому даю два варианта: с сохранением авторской орфографии и пунктуации и в редакции.
Набока Александр Устинович
Сообщаю тебе, моя дорогая мама, что на сегодняшний день жив здоров, нахожусь на фронте, уничтожаю немецкую сволочь и гоним их на запад. Освобождаем родные города и села, освобождаем отцов, матерей, сестер и братьев из-под немецкого кошмара. Мама, вчера я находился в очень тяжелом бою, но в том бою я показал, как воюют украинские сыны за свою священную родину; перед моим подразделением остались сотни немецких солдат и офицеров, эту работу командование оценило и представило меня к правительственной награде.
Любовцев Илья Михайлович
Только что вернулся с передовых позиций и под возбуждением боя пишу тебе. Не трогает меня сейчас вид смерти и даже не хочется пригибаться от пуль и снарядов. Может быть это фатализм, но собственная жизнь имеет столь ничтожное значение, что не замечаешь многое. Правда, окружающие заботятся, но все дело случая хоть впереди, хоть за 10 км сзади.
Сборник подготовлен и издан нижегородскими архивистами. В него включены письма фронтовиков, их родственников и знакомых, а также репродукции фотографий корреспондентов, выявленных в архивных фондах. Сборник не только вводит в оборот неопубликованные документы и семейные архивы нижегородцев, но и показывает происходившие события глазами непосредственных участников войны.
«Я пока жив…» (Фронтовые письма 1941 - 1945 гг.) / Сост. М. Ю. Гусев. Н. Новгород, 2010. - 304 с.: 8 л. ил. - 1000 экз
«Анютка, будешь в Работках, спиши мне песенку с пластинки «Тайга золотая» в исполнении Виноградова и если найдешь - песенку из кинофильма «Музыкальная история», которую исполняет Лемешев, начинающуюся словами: «Ах ты, душенька, красна девица, мы пойдем с тобой, разгуляемся»» (Док. N 103)….
Сборник подготовлен и издан нижегородскими архивистами к 65-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг. В него включены письма фронтовиков (солдат, офицеров), их родственников и знакомых, а также репродукции фотографий корреспондентов, выявленных в архивных фондах.
В 1980-х - начале 1990-х гг. в Государственном архиве Горьковской области (ныне - Центральный архив Нижегородской области, ЦАНО ) было сформировано несколько коллекций фронтовых писем, полученных из разных источников: из районов области, от нижегородского радиожурналиста и др. Идея их издания возникла у архивистов еще в середине 1990-х гг., однако подготовка книги началась только в 2008 г., когда интерес общества к этим источникам уже не вызывал сомнения.
У сборника две цели: одна - научная, связанная с выявлением и введением в оборот неопубликованных документов ЦАНО , Государственного общественно-политического архива Нижегородской области и семейных архивов нижегородцев; другая - общечеловеческая, призванная обнародовать и сохранить для потомков имена непосредственных участников войны, а также показать происходившие события их глазами.
В издание вошло 216 писем, авторы которых принадлежали к различным социальным группам, имели разный образовательный уровень и жизненный опыт. С их помощью архивисты постарались представить некий срез общества, показать реальное отношение участников военных действий к происходившим событиям, их мировоззрение и духовные приоритеты. Основным критерием отбора документов являлись значимость содержания писем, а также их фактологическая и эмоциональная составляющие. Большинство документов - письма в конвертах, почтовые открытки, солдатские «треугольники» и так называемые «солдатские письма» на бланках, позволявшие обходиться без конвертов и марок. Писем, отправленных на фронт, чрезвычайно мало, ведь сохранить их в боевых условиях было сложно.
Внутри сборника документы расположены в алфавитно-хронологическом порядке, что вполне оправданно, поскольку главная задача составителей - показать личность, психологию человека, оказавшегося в экстремальных условиях войны. Каждый блок писем предваряет краткая биографическая справка об авторах. Правда, о некоторых из них сведений не обнаружено, ряд писем датирован по косвенным источникам.
Сборник подготовлен в соответствии с Правилами издания исторических документов в СССР (М., 1990). В исключительных случаях при передаче текста в точности сохранены орфографические и синтаксические особенности оригинала. Имеется солидный научно-справочный аппарат: историко-археографическое предисловие, биографические справки об авторах писем, примечания к тексту, именной и географический указатели, а также список использованных источников. Удачно, что в биографических справках во избежание путаницы указана современная административно-территориальная принадлежность упомянутых населенных пунктов.
Публикуемые письма были отправлены родным и близким, знакомым, бывшим коллегам, школьным учителям, преподавателям, партийным и советским органам, организациям, где их авторы трудились до войны, незнакомым людям, родственникам погибших. Именно беспокойство за оставленные семьи заставляло фронтовиков обращаться в райкомы с просьбой помочь жене, родителям, детям. В коллективном письме бойцов и командиров жене погибшего однополчанина кроме заверений в том, что в ответ на гибель ее мужа они будут «нещадно уничтожать гадов», пока не освободят свою «прекрасную Родину», содержится еще и просьба принять «скромный подарок 319 рублей как память о товарище» (Док. N 67).
В первый год войны фронтовики в основном рассказывали о тяжелых военных буднях: долгих переходах, рытье окопов, артобстрелах, нехватке продовольствия и табака.
«Два дня ни одного куска хлеба не видим, дают только два раза супу без хлеба на 4 человека котелок. Чуть только ноги таскаем, что будет дальше, не знаем», - пишет родным Н. Т. Жеглов, но тут же добавляет: «Но пока жив и здоров» (Док. N 44).
Успех советских войск под Москвой вселил в бойцов надежду на скорое окончание войны (видимо, по аналогии с Отечественной войной 1812 г.):
«Вам известно, что на всех фронтах немца гонят, он отступает, внутри его страны идут волнения, солдаты его армии уже стали дезертировать… из чего можно сделать вывод, что война скоро кончится и с победой мы должны вернуться домой» (Док. N 45).
Однако с конца 1942 г. место несбывшихся надежд в письмах заняли описания зверств гитлеровцев:
«Это такие людоеды, которые заставляют жителей на временно захваченной территории сидеть на льду, в подвалах голодными и холодными, а сами тащат и грабят у них до последней курицы» (Док. N 3).
Например, И. С. Горохов сообщал родным, как он
«шел по обугленным улицам сел и городов, видел сожженные трупы стариков и женщин, и маленьких детей» (Док. N 31).
Единственным и естественным желанием советских солдат после всего увиденного было дать «жару культурной нации» (Док. N 59), бить «беспощадно, сурово, не щадя» (Док. N 60).
В 1944 - 1945 гг. содержание фронтовых писем изменилось: в них все больше ностальгии и меньше рассказов о боевых действиях. Уставшие от бесконечных боев и картин разрухи солдаты в основном интересовались здоровьем родных, их успехами в учебе и труде, признавались в любви, тосковали по мирной жизни.
Несколько особняком стоят письма бойцов родителям и женам погибших однополчан. Многие из них не просто сообщали о гибели близкого человека, а стремились поддержать родственников, вступали с ними в переписку, старались помочь материально. В одном из таких писем солдат, рассказав о героической гибели своего однополчанина, просил его мать:
«Многоуважаемая… Прасковья Ивановна, прошу считать меня вашим сыном» (Док. N 21).
И в дальнейшей переписке он обращался к ней «многоуважаемая маменька Прасковья Ивановна», обещая ходатайствовать перед командованием о предоставлении ей необходимых документов для получения льгот как семье погибшего героя (Док. N 22). Такая трогательная сыновняя забота не может не задеть читателей за живое.
Безусловно, фронтовые письма не самый надежный источник для изучения истории Великой Отечественной войны. Зачастую их писали после боя, в минуты затишья, некоторые вещи припоминались. Бытует мнение, что люди боялись откровенно излагать свои мысли, помня о цензуре. Думается, что нежелание подробно рассказывать о войне диктовалось не столько страхом перед военной цензурой, сколько стремлением хоть ненадолго оторваться от страшной реальности, попыткой вернуться в привычный домашний мир. Именно поэтому бойцы так ждали писем из дома и старались на них ответить.
«Анютка, будешь в Работках, спиши мне песенку с пластинки «Тайга золотая» в исполнении Виноградова и если найдешь - песенку из кинофильма «Музыкальная история», которую исполняет Лемешев, начинающуюся словами: «Ах ты, душенька, красна девица, мы пойдем с тобой, разгуляемся»» (Док. N 103).
А это уже другое письмо:
«И чем труднее обстановка, тем больше я думаю о вас, мои любимые, хочется скорее быть опять среди вас, держать на руках Галочку и Юрика и радоваться ими, а они тобой, и когда пишу это письмо, я как будто разговариваю с вами, мне хочется сказать вам, когда вы садитесь обедать, то оставляйте место и для меня» (Док. N 130).
Тематика опубликованных писем - наглядное свидетельство того, чем человек жил на фронте: думать все время лишь о боях невозможно, солдат всегда тянуло к мирной жизни. Может быть, это один из самых интересных результатов данного сборника, получившего большой общественный резонанс и ставшего достойным подарком нижегородских архивистов к юбилею Победы.
- Полный текст книги (архив rar, текст в формате pdf) «Я пока жив»(Фронтовые письма 1941-1945 гг.) на сайте государственной архивной службы Нижегородской области доступен по ссылке
МАША ПОЛИВАНОВА
Здравствуйте, дорогие родные, тороплюсь сообщить, что я жива и здорова, чувствую себя хорошо, настроение тоже хорошее, с нетерпением жду от вас писем, но их все нет и нет, хочется знать о всех вас и новостях в Москве, ведь мы теперь далеко от нашей любимой столицы, но, несмотря на это, она нам все равно кажется близкой. Теперь скоро можно будет
сажать цветы около дачи, так что ты, Шуринька, займись. Я уже мечтаю о нашей даче с цветами, по возвращении с фронта снова бегать на участке по траве.
Крепко, крепко целую. Маша.
Пишите чаще.
Здравствуйте, многоуважаемая Нина Дмитриевна *.
* Н. Д. Араловец, мать Наташи Ковшовой.
Пишет Вам фронтовая подруга Вашей любимой дочери Наташи Маша. Из писем Наташи, а также и Ваших писем мы уже знакомы. Нина Дмитриевна, когда Наташа начинает читать Ваши письма, я с любовью и гордостью слушаю их и в то же время завидую Наташе, что она имеет такую хорошую мамашу.
Когда мы с Наташей читаем письма от Вас, то я всегда Вас сравниваю с матерью по роману Горького «Мать». Да, Вы являетесь такой же матерью. Нам, фронтовикам, здесь, в глухом лесу, приятно чувствовать заботу матери. Вам, как бывшей партизанке, жизнь фронтовая знакома, и вот, когда мы читаем эти письма, Вы мне становитесь настолько близки, как будто Вы не в Бугуруслане, а здесь, вместе с нами. Ваша теплота писем, ласка, забота о нас, фронтовых девушках, заставляет нас еще больше ненавидеть проклятых фашистов, еще дружнее громить врага.
В одном из боев ранило нашего командира, и Наташа поехала сопровождать его (в Москву). Я теперь здесь одна, если бы Вы знали, Нина Дмитриевна, как мне
тяжело без нее. Ведь столько времени быть вместе и вдруг... Верите ли, нет такой минуты, чтобы я не думала о ней: в бою ли, в шалаше ли я - мысль о Наташе ни на минуту не покидает меня, я даже во сне зову ее (это мне рассказывают наши товарищи), да и ничего нет удивительного: мы так привыкли быть вдвоем, что даже при виде меня все спрашивают, а где же Наташа? Ну ничего, я уверена, что мы снова будем вместе, а за временную разлуку я буду мстить проклятым извергам.
Пишу на коленях, да костер немного светит, так что извините за плохое письмо. Жду ответа. Крепко целую Вас.
Маша.
Здравствуйте, дорогие мои родные папа, мама, Леня, Шура, Сережа, с красноармейским приветом и горячим поцелуем Маша.
Дорогой мой папуленька, вчера я получила письмо от Шуры, на которое тут же ответила, а сегодня я получила твое и тоже отвечаю. Сколько радостей для меня приносят ваши письма, просто трудно описать. В далеком краю, в глухих лесах, под грохот снарядов я читаю дорогое письмо от своих любимых родителей; что может быть радостней, как знать о вас всех. И вот когда я читаю ваши письма, то мне кажется, что я разговариваю с вами.
Папуленька! Я очень рада, что Леня жив, я ему тоже пишу записочку. Хочу знать, как здоровье мамы, она, наверное, все переживает за всех и все молчит, как
всегда. Ничего, мамуся, я отомщу фашистским бандитам за все, а ты не беспокойся о нас, береги свое здоровье, оно пригодится. Папуля, еще раз прошу, напишите, платят ли вам деньги за меня, я очень беспокоюсь о вас.
Да, папуленька, наши работники треста тоже не забывают меня. Они где-то узнали мой адрес и прислали два письма, такие хорошие, теплые, дорогие, и пишут, «где бы Вы ни были, все равно мы Вас разыщем». Хорошие они все такие, не забывают. Я им тоже ответила.
Пока все, дорогие мои, жду с нетерпением ответа, пишите чаще. Крепко, крепко обнимаю и целую вас.
Ваша любящая дочь Маша.
В октябрьские дни 1941 года, когда фашистские орды упорно рвались к сердцу нашей Родины - Москве, в Доме крестьянина шло формирование коммунистического батальона Коминтерновского района столицы. Среди сотен записавшихся были две девушки - Мария Семеновна Поливанова и Наталья Венедиктовна Ковшова.
Обе они до войны окончили школу и поступили работать в трест Оргавиапром. Днем работали, по вечерам учились на курсах при Московском авиационном институте. Мечтали поступить в институт и стать инженерами-авиаконструкторами.
Июнь 1941 года решил по-другому судьбу девушек. Вскоре после объявления войны они записались на курсы снайперов при Осоавиахиме и через некоторое время получили удостоверения об их окончании.
С первых же дней пребывания в коммунистическом батальоне Маша и Наташа зарекомендовали себя образцовыми бойцами. Они участвовали в сооружении оборонительных рубежей под Москвой и одновременно формировали снайперскую группу. Девушки оказались не только хорошими снайперами, но и отличными инструкторами, пользовались у своих учеников большим авторитетом.
В феврале 1942 года батальон прибыл на фронт. Девушки открыли свой счет в бою за деревню Новая Русса 21-22 февраля. Для них началась напряженная фронтовая жизнь. Бои следовали за боями, успех им сопутствовал. Рос снайперский боевой счет. Так же успешно воевали и их ученики.
Основной задачей девушек было найти и снять вражеского наблюдателя. Им доводилось выводить из строя и целые пулеметные расчеты противника.
Во время боя у деревни Рутчево Наташа, рискуя жизнью, вытащила с поля боя тяжело раненного старшего лейтенанта Иванова, а у деревни Великуша вынесла из-под огня противника раненого командира полка Довнара. В этих боях в начале марта была ранена и Наташа, а через два дня - Маша. После недолгого пребывания в госпиталях девушки встретились. Их дружба крепла и закалялась.
Наступил август 1942 года. Враг, выбитый из своих укреплений, старался возвратить утерянные позиции и предпринимал одну за другой яростные контратаки. Казалось, не было на земле живого места: снаряды ложились один около другого. Перед частью, в которой служили Ковшова и Поливанова, была поставлена задача прорвать оборону противника. 14 августа пошли в наступление. На один из ответственных участков была выдвинута лучшая снайперская пара - Наташа Ковшова и Маша Поливанова.
Бой разгорелся. Уже несколько стрелков пали смертью храбрых. Был убит командир снайперской группы. Наташа приняла командование. В этот момент фашисты пошли в контратаку. Снайперы подпустили их на близкое расстояние и по сигналу Наташи открыли огонь. Контратака захлебнулась.
Немцы поняли, что им не прорваться, если снайперы останутся на своих позициях, и открыли ураганный минометный огонь. Мины ложились кучно, поражая осколками обширное пространство. Противник вновь пошел в контратаку. Один из бойцов предложил отступить. Но Наташа крикнула: «Ни шагу назад! Мы не опозорим звания советского снайпера!»
Снайперы не отступили, но их ряды быстро редели. Вскоре из всей группы в живых остались трое. Стрелять могли лишь девушки, так как третий снайпер - Новиков - был тяжело ранен. Девушки тоже получили ранения, но, не обращая внимания на боль, вели интенсивный огонь. Патроны были на исходе. Машу вторично ранило.
И вот настал момент, когда у девушек остались лишь четыре гранаты. А враги подползали все ближе и ближе. Подруги молча поцеловались. Уже не было сил бросить гранаты. Когда обнаглевшие фашисты подползли совсем близко, девушки приподнялись и сразу же раздались два взрыва. Так погибли две подруги - отважные снайперы Маша Поливанова и Наташа Ковшова.
Указом Президиума Верховного Совета СССР девушкам посмертно присвоено звание Героев Советского Союза.
В настоящее время Спасконинская школа, Алексинского района, Тульской области, в которой училась Маша Поливанова, носит ее имя. Опубликованные в сборнике письма Маши Поливановой хранятся в архиве ЦК ВЛКСМ.
Копии писем Наташи Ковшовой от 18 ноября и 8 декабря 1941 года, а также странички из дневника Лени Зубарева находятся в архиве ЦК ВЛКСМ, письма от декабря 1941 г. и 25 февраля 1942 г.- в Центральном музее Советской Армии, письма от 3 февраля и 30 июля 1942 года - в Музее Революции СССР. Письма от 9 и 17 июня 1942 года были опубликованы в газете «Комсомольская правда» 25 мая 1943 г.
Семье в Омск
25 cентября 1941 г.
«Дорогие и милые Лёлик, Белуська и Лида! Шлю вам свой сердечный привет и желаю всего наилучшего... Как дела с овощами? Я предполагаю, что овощей у вас в нынешний год вполне хватит. Как наша дочура, выросли ли зубёнки? Меня это очень интересует. Как я соскучился о вас всех! Но когда придётся увидеться - это вопрос растяжимый... Милый Лёлик поцелуй за меня наше золотко».
Виктор Юрьев, старший писарь. С осени 1941 г. - в списках без вести пропавших.
Напиши про Маруську...
Сестре Зине в Ивановскую область
«Здравствуй, Зина! Шлю тебе горячий братский привет. Я после госпиталя опять приехал в свою часть и снова на передовой линии. Зина, ты на нашу часть присылала посылку? Я эту посылку не застал. Зина, пиши, как окончила вторую четверть, какие получила отметки. Зина, а дома ли Маруська Кузнецова? Мне кажется, она на меня сильно обиделась. Напиши мне про неё. Ну вот вроде как и всё пока. Крепко целую. Женя».
Евгений Сипягин, лейтенант, 21 год. Погиб 5 мая 1943 г. под Великими Луками. Там же и похоронен в братской могиле.
Боец Ленинградского фронта читает письмо из дома. Фото: РИА Новости / Григорий Чертов
Папа, пришли мне гармошку
«Добрый день, любящий папа! Открытку твою получил 5 апреля, за что искренне благодарю. Папа, ты пишешь, что гармошка будет готова к 1 мая, так что я могу даже надеяться, что ты мне её пришлёшь. Я сейчас немного побаливаю, но это ничего. Я всё переношу на ногах. Погода здесь стоит хорошая, наступила настоящая петербуржская весна, снег быстро тает. Папа, ты просишь мою фотокарточку, но я сейчас не в состоянии её сделать. Но буду принимать все муки, чтобы её сделать. Ты пишешь, что вы живёте хорошо, за что я очень рад. Я также живу хорошо, с питанием дело наладилось. Папа, почему ты не пишешь мне, что делали немцы в Ельце и как они драпали из него? Это зажигает в моей душе ещё больше ненависти к врагу...»
Николай Фёдоров, служил в 951-м стрелковом полку. Как сложилась судьба - неизвестно. Его письма к родителям нашли в одном из заброшенных домов Ельца. Музей школы № 23 Ельца ищет родственников.
Наша читательница из Твери Раиса Васильевна Поспелова во время войны сама печатала фронтовые газеты. Её редакция работала в Ленинграде и на 2-м Белорусском фронте. Она общалась с поэтами Михаилом Матусовским и Сергеем Михалковым, которые служили корреспондентами. Сейчас Раисе Васильевне 95 лет. «АиФ» от всей души желает коллеге самого крепкого здоровья. Фото: «АиФ» в Твери
Я был очень доволен сном
Жене и детям в деревню Шишкино Горьковской обл.
3 сентября 1942 г.: «Здравствуйте, родная семья! Во-первых, супруга и детки Лида, Валя, Вова, Коля, Галя и маленький Боря. Шлю вам всем привет. Дальше сообщаю, что получил от вас 2 письма в один день. За которые благодарю. Ещё спасибо дочке Валентине за то, что пишет письма, но напоминаю тебе, дочка, что ты мне ни от кого не написала поклона. Я во сне был дома, и мать на руки дала мне Борю, который был очень сонный, но румяный. Я был очень доволен сном, что видел своё семейство, в особенности малого сына. Пишу письмо вечером после окончания службы в 11 часов. У меня был маленький запас сухарей и сахара, и я сижу пью сладкий чай и пишу письмо. Жаль Николая. Может быть, что и я тоже не ворочусь домой, как и он. На передовую можно попасть через час и утром уже не быть в живых. Пока стоим в деревне, работаем, в дому живём, считаю, лучше вашего, потому что кушаем чистый хлеб…»
17 декабря 1944 г.: «Здравствуйте, мои родные. Сообщаю, что я выехал из Владимира. 17 суток ехал на поезде, остальное пешком. Снега здесь нет, дожди. Грязь по колено. Прибыл на передовую 15 декабря. Нахожусь в Латвии, недалеко от границы Германии… Берегите этот последний адрес. Пока до свидания. Каждую ночь вспоминаю. Надеюсь, вы спите спокойно. А я зябну. Прощайте, прощайте и прощайте. Ваш супруг и папа».
Николай Меженин, звание неизвестно, 47 лет. Совсем немного не дожил до Победы. Погиб в Латвии, похоронен в братской могиле.
Сестра медсанбата пишет письмо родным под диктовку раненого солдата. 1-ый Прибалтийский фронт. Фото: РИА Новости / Сергей Баранов
Остаюсь жив и здоров...
Матери в село Корткерос, Коми, май 1943 г.
«Здравствуй, любимая моя мама! Как твоё здоровье? Почему от тебя нет писем? Где работаешь? У меня пока всё в порядке. Тёте Лене переводил деньги, но ответа пока нет. Дяде Ване тоже пишу частенько. Недавно я получил два ордена Красного Знамени - их уже у меня 4, и пятый орден Красной Звезды. Значит, немцев бью хорошо.
За этот месяц было сто верных случаев, когда можно было погибнуть, но я жив и здоров. Несколько раз уже меня считали убитым, а я всё целый. Пуля меня просто не берёт, кто-то будто надёжно охраняет меня. Я выполнял, что было невозможно, делал то, что никогда не мог, и выстоял тогда, когда все другие были вышиблены. Пиши ответы. Жду. Твой сын Николай».
Николай Нестеров, командир батальона 24-й мотострелковой бригады, 25 лет. 14 июля 1943 г. под Прохоровкой получил смертельное осколочное ранение. После войны останки перенесли в братскую могилу в Белгородской обл.
Уже давно остались в истории. Все меньше и меньше сегодня людей, которые помнят эти страшные годы. Но эхо войны не утихает. На полях сражений все так же встречаются неразорванные снаряды, а в семейных архивах хранятся военные письма-треугольники и открытки, как память о героизме наших отцов и дедов.
Фронтовая почта
Еще в правительство СССР уделяло особое значение связи фронтовиков с их родными. Но единственным способом осуществить это в начале 40-х годов была почта. Считалось, что письмо из дома в разы повышает боевую силу солдата. Поэтому было организовано почтовое сообщение. Машины для перевозки корреспонденции запрещалось использовать в других целях. имели такой же приоритет, как и вагоны с боеприпасами. Поэтому их разрешалось цеплять к любым составам, чтобы военные письма-треугольники с фронта попадали к адресатам.
Вся корреспонденция на фронт и в тыл была бесплатной. Исключение составляли только посылки. Но не всегда письма приходили вовремя. Были случаи, что треугольники приходили и через десять, и через двадцать лет после окончания войны.
Разновидность корреспонденции
В связи с большой потребностью в письмах, народное хозяйство начало широко выпускать конверты, открытки и заготовки для писем. Они имели красочное художественное оформление патриотического характера. На открытках, к примеру, печатались карикатуры на немцев и подписывались они красивыми лозунгами: «Стреляю так, что ни пуля - то в немца», «Смерть немецким оккупантам».
Но до фронта эти заготовки практически не доходили. Да и простой бумаги на письма не всегда хватало. Поэтому широкое распространение получили военные письма-треугольники. Как складывать их знал даже ребенок, поскольку конвертов тогда практически не было.
Попадали к солдатам газеты и листовки, которые поднимали боевой дух и повествовали о новостях, случившихся в тылу и на других фронтах. Но всегда была скудной и не регулярной, поскольку военное время требовало осторожности. Да и с сообщением не всегда все было отлично, поскольку почтовые машины часто попадали в засады и бывали разграблены.
Письма треугольной формы
Сегодня может быть непонятно, зачем отправлялись военные письма-треугольники. Эта форма кажется бессмысленной и не практичной. Как показала практика военных лет, это совершенно не так. Незамысловатая форма разрешала отказаться от конвертов и слать бесплатные письма в любые города Родины.
Каждый солдат слал домой военное его знал даже новичок в военном деле. Для этого прямоугольный лист бумаги по диагонали складывался справа налево, а потом пополам - слева направо. Поскольку листы были прямоугольными, внизу всегда оставалась узкая полоска. Она служила своеобразным клапаном, который заправлялся внутрь треугольника с предварительно загнутыми углами.
Письма не заклеивались и не требовали марок. На лицевой стороне писали адреса, а тыльную оставляли чистой. Все остальное пространство листа исписывали мелким почерком, чтобы как можно больше информации о себе сообщить близким, ведь письма ходили нечасто.
«Проверенно цензурой»
Поскольку время было военное, то письма могли попадать в руки к врагу. Чтобы вместе с ними не раскрывать тайны, цензура проверяла военные письма-треугольники. Тут как раз и становится понятно, почему они не заклеивались, а просто заворачивались особым способом. Так цензуре было легче их читать, чтобы не повредить бумагу, а вместе с ней и ценную для родных информацию.
Бывали случаи, когда бойцы случайно могли описать место своего положения, количество войск или планы дальнейших маневров. Такая информация тщательно зарисовывалась черной краской, чтобы никто не мог ее прочитать.
Чтобы обойти цензуру и намекнуть близким о своем состоянии или месте пребывания, солдаты вкладывали в письма небольшие подсказки. Известны случаи, когда родным приходили треугольники с веточками полыни, которые намекали на горькую жизнь в полевых условиях. В качестве намеков также использовались и вырезки из газет-листовок.
На одобренных к отправке письмах ставился штамп «Проверено цензурой», который разрешал дальнейшую отправку его к адресату.
Особый смысл письма-треугольника
В военные годы с адресом доставки практически всегда были проблемы. Во-первых, люди в тылу часто переезжали, спасаясь от боевых действий. Во-вторых, также не стояли на месте. В-третьих, адресаты часто умирали или пропадали без вести. В таких случаях своеобразным сигналом радостных или печальных вестей становились военные письма-треугольники. История знает немало случаев, когда они приходили с задержкой значительно позже официальных «похоронок». Это давало надежду родным на то, что солдат жив-здоров и скоро вернется домой.
В случае, когда адресат погибал на войне, адрес доставки перечеркивался, и письмо возвращалось обратно. Это приравнивалось к похоронке, которая могла так и не прийти. Именно по этой причине никогда не возвращали письма, адресат которых переезжал на неизвестный адрес или попадал и госпиталь, а в какой именно почта не знала.
Сегодня в музеях хранятся разные неполученные военные письма-треугольники. Фото их служат источником изучения истории Великой Отечественной войны, поскольку сами листы бумаги уже обветшали и могут разрушиться от частого прикосновения.
Тематика писем
Поскольку на фронте была строгая цензура, военные письма-треугольники имели особую стилистику. Бойцы редко рассказывали о себе печальные подробности. Они храбрились и выражали огромный оптимизм по поводу скорого завершения войны.
В ответ они просили рассказать о родных, новости которые происходили дома. Часто солдаты выражали беспокойство по поводу здоровья родственников. Тон практически всех писем торжественный. А сами сообщения переполнены искренностью, которая прочитывается в каждом слове.
Сегодня мы знаем, если бы бойцы не знали о том, как сделать военное письмо-треугольник, мы бы не узнали, какой на самом деле была война. Ведь ни для кого не секрет, что официальные данные не всегда совпадали с реальными событиями.