Этнопсихологическая специфика группового взаимодействия и общения. Особенности невербальной межкультурной коммуникации в деловом общении

Встречаясь с иностранцами или посещая другие страны, деловому че­ловеку следует знать характерную для них мимику, жесты и позы. Лег­комысленное обращение с обычными для нас жестами может привести к самым неожиданным последствиям. Усугубляет положение также и тот факт, что нередко одно и то же выразительное движение или жест у разных народов может иметь совершенно различное значение.

Так, жест, которым русский сокрушенно демонстрирует пропажу или неудачу, у хорвата означает признак успеха и удовольствия. Если в Голландии вы покрутите указательным пальцем у виска, подразуме­вая какую-то глупость, то вас не поймут. Там этот жест означает, что кто-то сказал очень остроумную фразу. Говоря о себе, европеец пока­зывает рукой на грудь, а японец - на нос.

В некоторых странах Африки смех - это показатель изумления и даже замешательства, а вовсе не проявление веселья.

Жители Мальты вместо слова «нет» слегка касаются кончиками пальцев подбородка, повернув кисть вперед. Во Франции и Италии этот жест означает, что у человека что-то болит.

В Греции и Турции официанту ни в коем случае нельзя показы­вать два пальца (по вашему разумению - два кофе) - это жестокое ос­корбление, подобное плевку в лицо.

Самый древний жест - «рога»: мизинец и указательный пальцы выдвинуты вперед, а безымянный и средний пальцы загнуты. Проис­хождение этого жеста датируется примерно шестым-четвертым тыся­челетием до нашей эры. Его изображение можно встретить в пещер­ных рисунках, на фресках в гробницах этрусков, населявших территорию современной Италии. Утверждают, что в те времена этот жест ис­пользовался для отпугивания злых духов.

Со временем старое значение сменилось новым, связанным глав­ным образом с изменой в браке. Показывая «рога» собеседнику, вы об­зываете его рогоносцем. Хотя этот жест понятен многим народам, все же на других континентах им нужно пользоваться очень осторожно, поскольку его могут истолковать иначе.

Довольно часто один и тот же жест имеет не только различное, но и прямо противоположное значение.

Образовав колечко из большого и указательного пальцев, амери­канцы и представители многих других народов сообщают нам, что дела «о"кей». Но этот же жест в Японии используют в разговоре о деньгах, во Франции он означает ноль, в Греции и на Сардинии служит знаком отмашки, а на Мальте им характеризуют человека с извращенными по­ловыми инстинктами.

В процессе общения представители разных народов кивают голо­вой. У одних народов это является знаком согласия, а у других (напри­мер, у болгар) кивок служит знаком отрицания. У японцев вертикаль­ное быстрое движение головой скорее означает «я внимательно вас слу­шаю», но не обязательное согласие. В связи с этим иностранцы иногда жалуются: «Как же так, все время мой партнер утвердительно кивал, а как дошло до заключения сделки, оказалось, что он со мной не согласен».

Немцы часто поднимают брови в знак восхищения чьей-то идеей. Но то же самое в Англии будет расценено как выражение скептицизма.

Француз или итальянец, если считает какую-либо идею глупой, выразительно стучит по голове. Немец, шлепая себя ладонью по лбу, как бы говорит этим: «Да ты с ума сошел». А британец или испанец этим же жестом показывают, как они довольны собой. Если голландец, стуча себя по лбу, вытягивает указательный палец вверх, это означает, что он по достоинству оценил ваш ум. Палец же в сторону указывает на то, что у вас «не все в порядке с головой».

Наиболее экспрессивен язык жестов у французов. Когда француз чем-то восхищен, он соединяет кончики трех пальцев, подносит их к губам и, высоко подняв подбородок, посылает в воздух нежный поце­луй. Если же он потирает указательным пальцем основание носа, то это означает, что он предупреждает: «Здесь что-то нечисто», «Осторож­но», «Этим людям нельзя доверять».

Постукивание итальянцем указательным пальцем по носу означа­ет: «Берегитесь, впереди опасность, они что-то замышляют». Но этот же самый жест в Голландии означает: «Я пьян» или «Ты пьян», в Анг­лии - конспирацию и секретность.

Движение пальца из стороны в сторону в США, Италии может оз­начать легкое осуждение, угрозу или призыв прислушаться к тому, что сказано. В Голландии этот жест означает отказ. Если надо жестом со­проводить выговор, указательным пальцем водят из стороны в сторо­ну около головы.

Мы в общении не придаем особого значения левой или правой руке. Но будьте осторожны на Ближнем Востоке: не вздумайте кому-либо протянуть деньги или подарок левой рукой. У тех, кто исповедует ис­лам, она считается нечистой, и вы можете нанести оскорбление собе­седнику.

Вообще в любой культуре жесты неискренности связаны с левой рукой, тогда как правая рука у нас «окультурена», она делает то, что надо, а левая - то, что хочет, выдавая тайные чувства владельца. По­этому, если в разговоре с вами собеседник жестикулирует левой ру­кой, есть большая вероятность, что он говорит не то, что думает, или просто негативно относится к происходящему. Надо сменить тему раз­говора или вообще его прервать.

Иногда даже незначительное изменение жеста может совершенно изменить его значение. Так в Англии случилось с жестом из двух паль­цев, указательного и среднего, поднятых вверх. Если при этом ладонь повернута к собеседнику, это ужасное оскорбление, а если ладонь по­вернута к себе, то это первая буква слова «victory» (победа). Мы часто видели, как этим жестом выражали свою радость известные политики, а также помним лес взметнувшихся «V» над головами приветствую­щих их сторонников.

Обычай приветствовать друг друга имеется у всех народов, одна­ко формы приветствия могут очень сильно различаться. Например, ан­гличане, когда встречаются впервые, пожимают друг другу руку. Это относится и к прощанию навсегда. В остальных случаях они вполне обходятся без рукопожатий. Как формы приветствия поцелуй и объя­тия в английском общежитии встречаются крайне редко.

По сравнению с англичанами американцы более общительны. Это способствует легкости знакомства и непринужденности приветствий, когда помимо дружеского рукопожатия вполне уместно похлопать зна­комого или не очень знакомого по плечу.

В Чехии после традиционного приветствия: «Здравствуйте! Как поживаете? Как здоровье?» в ответ слышат сплошные сетования на сложности в делах, на заботы и трудности. Создается впечатление, что у собеседников дела обстоят плохо. Однако это не так. Просто чехи при встрече не говорят, что жизнь идет хорошо, а предпочитают жаловать­ся на нее, хотя это говорится бодрым тоном. Они как бы гордятся труд­ностями и заботами, поскольку, по их понятиям, без трудностей живут лишь бездельники, а у серьезных людей на уме одни заботы.

В Японии рукопожатия не приняты, поскольку японцы считают этот жест инородным. Особенно он неприемлем для женщин. И если японцы замечают обменивающихся рукопожатием женщин, у них о таких женщинах складывается самое неблагоприятное мнение. Такое неприятие рукопожатия в Японии ученые объясняют двумя причина­ми. Во-первых, японцы избегают пристального прямого взгляда, кото­рый при рукопожатии неизбежен, и, во-вторых, им не нравится манера прикасаться друг к другу.

В Корее рукопожатие используется при встречах со знакомыми, а также при знакомстве и на официальных встречах. Признаком уваже­ния при этом является пожатие руки партнера двумя руками, которое сопровождается легким и довольно продолжительным ее встряхива­нием. Пожатие одной рукой и поддерживание пожимаемой руки вто­рой под локоть также является знаком уважения, однако носит покро­вительственный оттенок. Протягивание одной руки для приветствия также является выражением вежливости, но означает, что протянув­ший руку считает статус того, кого приветствует, ниже своего.

При пренебрежительном отношении к собеседнику руку в Корее протягивать для приветствия не принято. Похлопывание по плечу там может выражать пренебрежение в форме покровительства, хотя в це­лом свидетельствует об одобрении. При приветствии кореец, выказы­вающий уважение, подобно японцу, наклоняется, сгибаясь в пояснице, что дает возможность придать направленность взгляду «снизу вверх» независимо от роста.

Арабы при встрече помимо рукопожатия дотрагиваются ладонью до лба и делают небольшой поклон. Встречаясь после долгой разлуки, они обнимаются и целуют плечи друг друга, а если хотят показать свою бли­зость, то еще долго не отнимают руки. При рукопожатии арабы в глаза друг другу не смотрят, ибо это считается у них признаком плохого тона. Пожилые люди, желая выразить свое уважение собеседнику, после ру­копожатия целуют свою ладонь, прежде чем дотронуться ею до лба.

Если встречаются два знакомых араба, то они приветствуют друг друга словами: «Мир вам!» или «Мир вам, изобилие и милость Божья!» Будет невежливо, если приветствующий скажет: «Мир тебе», посколь­ку обязательный ответ на приветствие будет «И вам мир!» Если араб встречается с группой людей, его приветствие должно быть обращено ко всем одновременно, но рукопожатием он обменивается лишь с дву­мя-тремя наиболее почтенными людьми. Ответ на приветствие произ­носит каждый. В том случае, когда приветствие передается через кого-либо, то получивший его должен ответить: «И тебе, и ему, и вам мир!»

Рассмотрим теперь некоторые жесты, которые приняты в евро­пейских странах, но несколько отличаются по значению от бытую­щих у нас.

Мы привыкли считать, загибая пальцы начиная с мизинца. В Ев­ропе при счете пальцы левой выбрасываются из центра ладони в сторону. Если в счете принимают участие обе руки, то указательный па­лец правой руки отводит от центра ладони в сторону сначала мизи­нец, затем по порядку другие пальцы. Если счет ведется одной рукой, то первым в сторону выбрасывается большой палец, затем указатель­ный и т. д.

Поднятая правая рука на уровне плеча или головы означает при­глашение официанта. То же значение имеет пощелкивание большим и средним пальцами - жест, который у нас считается оскорбительным. Такую же негативную реакцию у нас вызывает еще один жест пригла­шения официанта, принятый на Западе, - неоднократное сгибание указательного пальца.

Если в наших учебных заведениях готовый отвечать ученик или студент тянет руку, то в европейских школах поднимают указатель­ный палец правой руки. Если же по окончании лекции в вузах Герма­нии вы услышите стук кулаков по столам, то это не обструкция препо­давателю, а благодарность за хорошо прочитанную лекцию.

Характерные жесты, которые могут озадачить или обмануть инос­транца, существуют у арабов. В частности, первое, что привлекает ино­странцев в Ливане, это жест отрицания: короткое резкое движение го­ловой назад, поднятые подбородок и брови, цокание языком. Челове­ку, не владеющему арабским языком, придется столкнуться и с выра­жением недоумения: покачивание головой из стороны в сторону, брови высоко подняты, рот полуоткрыт.

Если араб недоволен словами собеседника, он может показать это следующим образом: одежда на уровне груди подергивается больши­ми и указательными пальцами обеих рук, остальные пальцы слегка со­гнуты и отведены в сторону. А когда араб возмущен, то у него согнутые в локтях руки с раскрытыми и направленными от себя ладонями резко поднимаются вверх по обе стороны лица, брови подняты. Вращатель­ное движение кистью или кистями обеих рук при полураскрытых ла­донях выражает озадаченность или досаду. Освобождение или отказ от неприятного дела обозначается «очищением» ладоней одна о дру­гую, при этом руки согнуты в локтях.

Если араб просит собеседника проявить внимание, замолчать или подождать, он это выражает так: ладонь выворачивается вверх, паль­цы складываются щепотью, их кончики направлены в сторону собе­седника, рука движется сверху вниз. Используется и другой жест, при­зывающий к вниманию: согнутая в локте рука приподнимается сбоку немного выше головы, ладонь обращена к виску и полураскрыта. Ког­да указательные пальцы ребром трутся друг о друга, а остальные паль­цы загнуты, то это означает дружбу, равенство или сходство.

Если в беседе араб доволен удачной фразой говорящего, он хлопа­ет вытянутыми пальцами по его подставленной ладони. При выражении горя араб скидывает головной убор на землю, а его направленная в лицо рука с расставленными пальцами является жестом проклятия.

Направляющемуся на Ближний Восток иностранцу следует иметь в виду, что приглашение приблизиться обозначается так: вытянутая впе­ред рука обращена ладонью вниз, пальцы делают как бы скребущие по воздуху движения. Издалека этот жест может быть воспринят в проти­воположном смысле - как требование удалиться. Приказ предъявить документы обозначается ударом ребром ладони по сгибу другой у локтя.

У народов различных культур существуют разные представления об оптимальных расстояниях между собеседниками. Например, рус­ские при деловых беседах подходят ближе друг к другу, чем американ­цы. Иначе говоря, социальная дистанция для русских меньше, чем для американцев. А если взять американцев, то у них эта дистанция будет больше, чем, например, у латиноамериканцев. Так, жители США обыч­но ведут разговор, стоя на расстоянии не ближе 60 сантиметров друг от друга. Латиноамериканец в разговоре с жителем США стремится приблизиться к собеседнику, в то время как житель США, если его спро­сить о его впечатлении о латиноамериканце, может ответить, что тот излишне настойчив и претендует на установление близких отношений. А латиноамериканец с недоумением скажет, что его собеседник - вы­сокомерный и надменный человек. И оба, таким образом, ошибутся, поскольку при разговоре невольно нарушилась привычная для каждо­го из них дистанция.

После нескольких встреч подобное ложное толкование поведения обычно исчезает. Алан Пиз, известный австралийский психолог, при­водит описание любопытной сценки, которую ему пришлось наблю­дать во время одной из научных конференций. Беседовали и медленно передвигались по залу американец и японец. Американец, привыкший к тому, что дистанция при деловой беседе должна составлять пример­но 90 см, все время делал шаг назад, а японец, для которого аналогич­ная дистанция составляет 25 см, постоянно приближался к нему.

Представители различных народов при беседе предпочитают сле­дующее расстояние:

Близкое расстояние - арабы, японцы, итальянцы, испанцы, гре­ки, французы, жители Южной Америки;

Среднее расстояние - англичане, немцы, австрийцы, шведы, жи­тели Швейцарии;

Большое расстояние - белое население Северной Америки, ав­стралийцы, новозеландцы.

Есть различия у народов различных культур и в восприятии про­странства. Так, американцы привыкли работать либо в больших поме­щениях, л ибо - если помещений несколько -только при открытых две­рях, поскольку они считают, что «американец на службе обязан быть в распоряжении окружающих». Открытый кабинет означает, что его хо­зяин на месте и, главное, что ему нечего скрывать. Многие небоскребы в Нью-Йорке целиком построены из стекла и просматриваются насквозь. Здесь все - от директора фирмы до посыльного - постоянно на виду. Это создает у служащих вполне определенный стереотип поведения, вызывая у них ощущение, что «все вместе делают одно общее дело».

У немцев подобное рабочее помещение вызывает лишь недоуме­ние. Традиционные формы организации рабочего пространства в Гер­мании принципиально иные. Каждое помещение там должно быть снаб­жено надежными (часто двойными) дверями. Распахнутая настежь дверь символизирует для немца крайнюю степень беспорядка.

Для американца отказ разговаривать с человеком, находящимся с ним в одном помещении, означает крайнюю степень отрицательного к нему отношения. В Англии это общепринятое правило.

Американец, когда желает побыть один, уходит в комнату и зак­рывает за собой дверь. Англичанин же с детства привык не пользовать­ся пространством для того, чтобы отгородиться от других. Несовпаде­ние взглядов на использование пространства приводит к тому, что чем больше американец замыкается в пространстве в присутствии англи­чанина, чем настойчивее тот пытается выяснить, все ли в порядке.

В Англии американцев считают говорящими несносно громко, от­мечая их интонационную агрессию. Все дело в том, что американцев заставляет так высказываться их полное расположение к собеседнику, а также тот факт, что им нечего скрывать. Англичане же, наоборот, ре­гулируют звук своего голоса ровно настолько, чтобы их слышал в по­мещении только один собеседник. В Америке подобная манера веде­ния делового разговора считается «шептанием» и не вызывает ничего, кроме подозрения.

Таким образом, не зная различий невербального общения у раз­ных народов, можно легко попасть впросак, обидев или хуже того, ос­корбив вашего собеседника. Во избежание этого каждый предприни­матель (особенно тот, кто имеет дело с зарубежными партнерами) дол­жен быть осведомлен о различиях в трактовке жестов, мимики и те­лодвижений у представителей делового мира в различных странах.

Любая национальная культура специфична и индивидуальна тем, что заключается в содержании понятия «национальный менталитет». Менталитет есть наиболее константная, глубинная структура национального самосознания и национального бессознательного. Это привычки сознания и стереотипы поведения, которые не осознаются самими людьми, но лежат в основе их способа видения мира и проявляются во всём, что делают и думают представители одной национальной культуры. Иными словами, это наличие у людей того или иного общества некоего общего умственного инструментария, который позволяет людям, принадлежащим одной национальной культуре, видеть и ощущать мир в принципе одинаково, по-своему воспринимать и осознавать своё природное и социальное окружение и самих себя. Американский культурантрополог Филип Бок очень удачно определил культуру как «то, что делает тебя чужим, когда ты покидаешь свой дом». Это в полной мере характеризует тот духовный, эмоционально-чувственный и социально-психологический «комфорт», который испытывают люди, находясь в своей национально-культурной среде, где им не приходится всякий раз адаптироваться к чужим ценностям, образцам поведения, нормам, встраиваться в чужую национально-культурную целостность с только ей присущими смыслами. Менталитет передаётся преимущественно через механизмы массового сознания от поколения к поколению, определяясь традицией, и обеспечивает единство духовной сферы в культуре определённого общества.

В самом деле, единство языка и образа мышления, или менталитета, лежит в самом основании любой национальной культуры. Оно находит своё выражение в разных по знаковой представленности формах языка (типах (вербальный, жестовый, графиче­ский, иконический, образный, формализованный языки) и его видах - определённых культурных порядках (язык причёсок, язык костюма и т. п.)). Иными словами, универсально-типологическое и национально-специфическое в культуре фиксируется не только вербальными средствами языка, но и невербальными. Здесь важно только дифференцировать те виды невербальных знаков или символов, которые содержат в себе отнесённость к общечеловеческому универсальному или специфическому национальному в культуре.



«Непроницаемое» японское лицо, «экспансивная жестикуляция» греков или итальянцев, русские «медвежьи объятия» и «сердечные поцелуи», англосаксонское «чмоканье в щеку». Стереотипы такого рода отражают накопленный опыт межкультурного сопоставления, и было бы глупо просто отвергать их как не основанные на какой-либо научной методологии. Как считал, например, Леонардо да Винчи, «чем больше будут говорить при помощи кожи, одежды, чувства, тем больше будут приобретать мудрости».

Как известно, одежда, костюм может быть знаком национальной принадлежности. Национальную специфику имеет употребление цвета, кроя, орнамента, конструктивных частей. Виды одежды, употребляемые в аналогичных ситуациях людьми разных национальностей, часто не совпадают. И наоборот, одинаковая по виду одежда отличается по семантике. Встречаются виды одежды, присущие только отдельно взятому народу или даже отдельной социальной группе внутри народа. Конечно, такая одежда становится знаком принадлежности человека к данной группе. Причём в таких своих характеристиках, как тип кроя, цвет, наличие или степень присутствия мелких деталей и т. п., костюм вы­ступает в качестве текста, содержащего проявления специфики национальной ментальности. Хрестоматийным здесь может быть пример различных видов одежды древних греков, или традиционная женская одежда народов Южной Азии - сари, которые сплавлены для нас с образами «древний грек» или «индианка». Это своего рода реалогические, «вещные» составляющие национально-культурных стереотипов. Другим ярким примером сугубо национального знака является кимоно. Это один из символов Японии, особенно для европейского человека. В традиционных, восточных по типу ментальности, культурах неизменно сохраняется национальный тип костюма. И сегодня в Индии по-прежнему популярно сари, а в Японии - кимоно. Использование нацио­нальных мотивов в европейском костюме выливается в фольклорный стиль (например, стиль la rus).

Другим невербальным языком, знаки которого способны быть национально маркированными, является язык жестов, поскольку человек, формируясь как личность в конкретной социальной среде, усваивает характерные для этой среды способы жестикуляции, правила их применения и прочтения. Г. Е. Крейдлин справедливо замечает, что каждый народ и каждая культура имеют своё «немое кино», не случайно Чарли Чаплин как-то сказал: «Дайте мне посмотреть, как вы двигаетесь и жестикулируете, и я сразу скажу вам, где вы родились». Существует даже специальная область знания, занимающаяся невербальными компонентами языка - кинесика. Существенно различаются и общие нормы жестикуляции, принятые у разных народов (условно - от сдержанной у северных народов до темпераментной у южных). Это можно проиллюстрировать текстом анекдота: «Тбилиси. Приезжий обращается к грузину, держащему в руках большой арбуз, с вопросом: “Скажите, пожалуйста, как пройти на проспект Руставели?” Грузин в ответ: “Подержи арбуз”. Отдав арбуз, он широко разводит руками: “Не знаю, генацвале”».

Нередки случаи, когда одним и тем же жестам в разных этикетных культурах придается различное значение, и наоборот: одно и то же содержание может быть выражено различными средст­вами. Например, жест японцев «иди сюда» воспринимается русскими как «до свидания». А вот японский жест рукой у горла - «уволен с работы» - русские понимают как «я сыт» или «мне всё это позарез надоело». Хрестоматийным примером неверного истолкования жестов при их формальном совпадении являются диаметрально противоположные движения и значения «да» и «нет» у русских и болгар.

Встречаются и жесты, специфические только для той или иной национальной культуры, т. е. в пределах данной культуры такие жесты имеют смысл, а с позиций другой культуры они не имеют какого бы то ни было значения. Например, французы и итальянцы в тех случаях, когда хотят сказать собеседнику «ты мне надоел своими разговорами», поглаживают пальцами щеку, как бы говоря, что за время беседы выросла борода. Русскими же этот жест никак не воспринимается, является нейтральным. Или, например, жест касания нижнего века. В Саудовской Аравии этот жест будет означать, что кого-то вы считаете дураком, а сеньорита из Южной Америки подумает, что вы имеете на нее виды... Межкультурное соответствие жестов может обнаруживать и антонимию, т. е. один и тот же жест в разных национальных культурах может означать противоположные по смыслу вещи. Казалось бы, что уж такого в открытой ладони? А вот в Греции нет жеста оскорбительнее. Имеет он и свое название - мудза, и ведет начало еще со времен Византии. Когда по улицам города проводили закованных в цепи узников, горожане кидали им в лица комки грязи и объедки. Естественно, при этом без ладоней не обойтись. Более того, в Греции наложено табу и на такой известный жест, как два растопыренных пальца, означающих латин­ское V - виктория - победа. В Греции же его считают за полмудзы.

Примерно так же сложно и с мочкой уха. До нее дотрагиваться вообще опасно. Этот жест имеет пять значений. Четыре из них - оскорбительные. Для испанцев, греков, мальтийцев и итальянцев рука около мочки означает совершенно разные оскорбления. И лишь португальцы таким вот жестом хотят показать, что они не расслышали сказанного. Если жительница Сардинии спросит у прохожего в Лондоне, легко ли поймать такси, а тот в ответ покажет большой палец, то он рискует столкнуться с крупными неприятностями, ибо на Сардинии такой жест адресуют женщинам лёгкого поведения.

Один из самых распространенных в мире жестов - большой и указательный пальцы сомкнуты и образуют кольцо. В США он означает «о’кей». Во Франции - ноль. В Японии - деньги, а в Тунисе: «Я тебя убью». Для сирийца этот жест будет означать: «Пошел к черту».

И поскольку кинемы обладают национальной специфично­стью, одним из важных и дискуссионных вопросов кинесики является проблема межкультурного соответствия жестов. И это проблема по своей сути экстралингвистическая, т. к. неправильная интерпретация жестов носителями одной культуры при межнациональном общении может послужить причиной возникновения подозрений, страха, неприязни и даже агрессиисостороны человека, неправильно проинтерпретировавшего культурные смыслы жестов другого.

Имеется своя специфика этикета жестов и у русских. Например, у русских очень невежливо показывать на что-либо, а особенно на человека, пальцем. Если нужно показать, указывают всей рукой. Вообще, жестикулируя, русские не сильно выбрасывают руки вперед и не отбрасывают их далеко от тела, однако не принято жестикулировать, прижимая локти. Сравнивая русский жест с жестами европейскими, надо заметить, что русские почти не пользуются синхронными движениями обеих рук, жестикуляция осуществляется одной рукой (правой). Вторая рука или совсем не жестикулирует, или в меньшей степени и не повторяет движения правой. Когда жестикулируют руками, то их не выносят далеко вперед от тела. Часто движения руки заменяют головой, плечами. Например, указывая направление, русские чаще делают движения в эту сторону головой, говоря: «Вам нужно в ту сторону», а вместо слов «не знаю» пожимают плечами. Наконец, наблюдая русских в жестикуляции, представители других наций не всегда правильно понимают стилистику жеста. Русская жестикуляция, мимика и поза определяются ситуацией, отношениями говорящих и их социальной принадлежностью. Чем человек вежливее и воспитаннее, тем более сдержан у него жест.

Насчет жестов в русской этикетной культуре существует одно непреложное правило - мера. Конечно, повышенная эмоциональность требует выхода. В то же время излишнее жестикулирование теряет всякий смысл, не говоря уже о том, что это может раздражать, быть неприятным собеседнику. Поэтому в русской культуре на формально-этикетном уровне считается невежливым во время разговора хлопать собеседника по плечу, крутить пуговицу его пальто, хватать за рукав, а также вертеть все, что только попадается под руку (ручку, ложку, очки, браслет часов и т. п.), барабанить пальцами по столу, хрустеть пальцами, почесываться и т. д. Хотя неудержимое желание прикасаться к собеседнику (стряхивать нечто несуществующее с плеча, пожимать руку, касаться локтя и т. д) является одной из ментальных черт русских. Причём черт существенных, значимых, ведь русские чрезвычайно интересуются друг другом, эмоционально переживают свою причастность судьбе всякого Другого и выражают это в прикосновениях.

При всех отмеченных различиях в жестах у разных народов в них есть то универсальное, что, по существу, и составляет общечеловеческий потенциал культуры этикета. Прежде всего, это касается содержания, внутренних смыслов жестов приветствий, прощаний, благодарности, передающих симпатию, дружеское расположение, пожелание здоровья и благополучия и т. д. При всех различиях эти жесты несут в себе единое содержание - симпатию, доброжелательство. Наиболее известный и распространенный жест - рукопожатие. (При этом в Западной Африке, например, к рукопожатию присоединяют многократное щелканье пальцами.)

Внешнее выражение чувств человека, проявляемое в мимике, также имеет свои этикетные стандарты в различных культурах. Современные этнографы считают, что все цивилизации можно разделить на две группы в зависимости от направленности взгляда человека при общении с другими: контактные и неконтактные. У одних взгляд при разговоре направлен в глаза собеседника. Это арабы, латиноамериканцы, народы юга Европы (люди контактных культур и стоят ближе друг к другу при разговоре, и чаще прикасаются друг к другу). Хотя нужно отметить, что и у представителей контактных культур длительность взгляда различна: так, шведы и русские смотрят дольше и больше, чем, например, англичане. К неконтактным относят индийцев, пакистанцев, японцев, североевропейцев. У этих народов считается невежливым смотреть прямо в глаза, а потому взгляд направлен в сторону. Если встречаются представители этих двух цивилизаций, то каждый понимает взгляд по-своему. Направленный прямо в глаза взгляд русских воспринимается многими восточными народами как невежливость, дерзость, а взгляд этих народов в сторону воспринимается русскими как стеснительность или нежелание быть искренним.

Эти выводы подтверждаются и материалами исследований двух американских ученых - К. Ситарама и Р. Когделла. Они отмечают, что в западных культурах считается важным во время общения фиксировать взгляд на тех, к кому обращаешься. Поговорка гласит: «Если кто стоит перед тобой, а на тебя не смотрит - не верь ему». В африканской и афро-американской культурах контакт взглядов - вовсе не обязательный атрибут общения. Когда черный говорит с белым, он обычно не глядит ему прямо в глаза. В азиатских культурах подобное поведение указывает на уважение. От азиатских женщин не ждут, что они будут смотреть прямо в глаза мужчине, а от мужчины - что они будут смотреть в глаза женщинам. Это допускается только для мужа и жены. Но и тогда муж имеет право глядеть в глаза жене, а жена - нет. Считается, что в глаза мужчинам глядят только женщины легкого поведения. У южноамериканских индейцев племён витуто и бороро говорящий и слушающий смотрят в разные стороны, а если рассказчик обращается к большой аудитории, он обязан повернуться к слушателям спиной и обратить свой взгляд вглубь хижины. Иногда такое правило распространяется лишь на определённые случаи общения. Так, у кенийского племени луо зять и тёща во время разговора должны повернуться друг к другу спиной. В Японии контакт взглядов во время речи считается дурным тоном. Японский оратор, говоря, смотрит обычно куда-то вбок, а при личной беседе смотрят на шею собеседника, куда-то под подбородок, таким образом, что глаза и лицо партнёра находятся в поле периферийного зрения. Человек, мало смотрящий на собеседника, кажется представителям контактных культур неискренним и холодным, а «неконтактному» собеседнику «контактный» кажется навязчивым, бестактным и даже нахальным. При этом можно даже типологизировать народы на те, кто строит отношения взглядом, например русские (и только у них могут бытовать формулы «глаза - зеркало души», «глядись в меня, как в зеркало...» и т. п.), и те, которые общаются «на бровях». Причём у первых взгляд как элемент мимики несёт в себе личностно-эмоциональное, глубоко индивидуальное содержание, а у вторых мимика выполняет исключительно внешнюю, надындивидуальную этикетно-знаковую функцию. Поэтому, например, русским так неприятно общение с собеседником, который отводит или опускает глаза.

Огромную роль в установлении контактов в общении имеет улыбка, которая в любой культуре имеет примерно одинаковое значение - радость, удовольствие, приветливость и т. п. И все же в зависимости от специфики этикетных стандартов поведения улыбка в разных этносах может интерпретироваться по-разному. Так, в странах Западной Европы и Америки она носит более формальный характер, чем, например, в России, где она представляет собой некий душевный дар встречному, которому адресована. У русских улыбка - индивидуальный выбор человека из толпы, и означает она, что вы искренне рады встрече с ним, что он вам симпатичен, а иногда она есть результат душевного труда, когда улыбка - первый шаг к примирению после ссоры. Улыбка у русских дорого стоит, и не всякий её удостаивается. Поэтому формальная или социальная американская улыбка видится русским глупой или лживой, а русские кажутся многим иностранцам угрюмыми, неприветливыми, неулыбчивыми людьми.

Улыбка для англичанина является прежде всего знаком вежливости, но это совсем не означает, что он испытывает удовольст­вие от встречи. Так называемая «японская улыбка» - это также этикетный элемент. Для американца естественно приветствовать улыбкой другого, незнакомого человека, в том числе и женщину, что нередко приводит к недоразумениям в других странах, особенно арабских. Но при всех этнокультурных различиях улыбка, смех всегда регламентировались особыми этикетными и эстетическими нормами приличий.

Фиксированные положения тела, позы - также одна из форм невербального языка, которая, помимо универсальной (например, эмоциональной) информации, может нести и исключительно национально-специфическую. Общее количество различных устойчивых положений, которые способно принять человеческое тело, около 1000. Из них, в силу культурной традиции каждого народа, некоторые позы запрещаются, а другие - закрепляются и поддерживаются. Так, у японцев существуют предписанные позы для сидения на татами. Самая церемонная из них - опустившись на колени, усесться на собственные пятки. В таком же положении совершаются поклоны. Кланяться, сидя на подушке, неучтиво, поэтому сначала надо переместиться на пол. Сидеть скрестив ноги считается у японцев развязной позой, а вытягивать их в сторону собеседника - верх неприличия.

В странах Азии предполагается, что поза женщины зависит от типа ситуации. Так, например, индийская невеста в свадебном зале должна сидеть вытянув левую ногу вдоль пола, а правую согнув так, что колено касается подбородка. В Азии такую позу считают очень женственной. В Японии женщины всегда сидят, подогнув ноги так, чтобы ягодицы опирались на них, а руки держат сложенными на животе. От азиатских женщин вообще ожидают, что, когда они стоят или сидят, руки они будут держать не ниже талии. Во многих восточных и западных культурах женщинам не полагается сидеть или стоять, расставив ноги. Расставившая ноги женщина считается потерявшей стыд. И на Западе от женщин ждут определенных поз, производных от ситуации и состава компании. Типичная для них поза - сидя выставлять правую ногу перед левой. Садясь в машину, западная женщина сначала опускается на сиденье, а затем убирает в машину ноги, после чего мужчина захлопывает дверцу.

Личное пространство также несет в себе национальную специфику и регулируется нормами этикета, существующими в рамках той или иной культуры. Например, этикет допускает минимальные варианты дистанций у арабов и латиноамериканцев. А дистанция общения между североамериканцами и североевропейцами максимальна. Поэтому для латиноамериканцев те варианты дистанции, которые выбирают их северные соседи, являются холодными. Те же, в свою очередь, расценивают привычную для южан дистанцию как опасную и чреватую агрессией, а потому неприемлемую с точки зрения этикета. Официальная зона общения русских определяется обычно расстоянием, равным длине двух рук, протянутых для рукопожатия, а зона дружеская - длине двух согнутых в локте рук. Хотя русским свойственно в сфере неформального общения сокращать телесную дистанцию и нарушать границы интимной (в западном смысле) зоны. Так русский университетский преподаватель, читающий лекцию, неуютно чувствуя себя на отдалённом расстоянии от студенческой аудитории, спускается с возвышения, выходит из-за кафедры и подходит ближе к студентам; русские зрители прекрасно воспринимают любые интерактивные эксперименты в театральном искусстве и не приходят в ужас, когда актёры подходят к ним вплотную, прикасаются, заглядывают в глаза и т. д.

Нормами этикета регламентируются и контактные прикосновения, столь же специфические у разных народов. Эти нормы во многом зависят от таких факторов, как статус партнеров по общению, их возраст, пол, степень знакомства. Так, например, рукопожатие чаще используется в ситуациях приветствия у русских, чем у англичан или американцев. В США рукопожатия не приняты, если между людьми существует интенсивный контакт, что совершенно не совпадает с применением рукопожатия в русской культуре. Такой элемент, как похлопывание по спине и плечу, возможен при условии близких отношений, равенстве социального положения общающихся. Поцелуй как элемент физического контакта наблюдается в русской культуре в поведении и мужчин, и женщин, в то время как у англичан встречается редко, только при интимных отношениях. У восточных и многих европей­ских народов прикасание друг к другу развито намного меньше, чем у русских. Русские водят за руку детей гораздо дольше, чем, например, японские родители. Русские девушки и юноши, женщины и мужчины гуляют, держа друг друга под руку. Причем под руку друг с другом идут и женщины, что удивляет иностранцев. А русские мужчины-друзья нередко при встрече целуются. Вообще, с точки зрения народов Индии, Китая, Индонезии, русские обнимаются и целуются довольно часто, а вот с позиции испанцев и итальянцев, наоборот, очень мало.

В настоящее время ситуация расширения межкультурных контактов вносит определенные коррективы и в этикетные формы межнационального общения. Происходят взаимопроникновение и взаимоадаптация культурных норм и стандартов поведения. В связи с этим можно заметить, что сейчас восточные народы в общении с европейцами пользуются рукопожатием, но при этом дистанцию стараются сохранить свою. В результате они стоят дальше, чем русские, от собеседника при рукопожатии и, чтобы дотянуться рукой до него, вынуждены наклоняться вперед (поза, на взгляд европейцев, слишком подобострастная). Другая крайность, когда представители восточных народов подходят на расстояние рукопожатия, но, стремясь сохранить национальную дистанцию, отодвигают назад верхнюю часть туловища, и получается, на взгляд европейца, гордое, высокомерное приветствие. Так или иначе, это свидетельствует о том, что в языке и культуре существует отчётливая тенденция к универсализации и нивелированию национально-специфических особенностей невербального языка.

Но несмотря на это, невербальный, или кинетический, язык является тем лингвокультурным пространством, где пока ещё, к счастью, жива национально-культурная семантика и символика, где присутствуют смысловые единицы, присущие только данным конкретным национальным языкам и культурам. Эта сфера языка содержит в себе национально-ментальный инструментарий, культурные образцы, установки, нравственно-коммуникативные оценки, которые детерминируют жизнь людей в конкретной национальной культуре с точки зрения стыда, свободы, справедливости, уважения, этически уместных жестов, поз, пространства.

Литература

Григорьева, С. А. Словарь языка русских жестов / С. А. Григорьева, Н. В. Григорьев, Г. Е. Крейдлин. Москва - Вена: Языки русской культуры: Венский славистический альманах, 2001. 256 с. (Язык. Семиотика. Культура).

Зайцева, Г. Л. Жестовая речь. Дактилология / Г. Л. Зайцева. М., 2000.

Крейдлин, Г. Е. Невербальная семиотика: Язык тела и естественный язык / Г. Е. Крейдлин. М., 2002.

Эпштейн, М. Тело на перекрёстке времён. К философии осязания / М. Эпштейн // Вопр. философии. 2005. № 8.

Этнокультурная идентификация
и стереотипизация

Эрих Фромм отмечал: английский джентльмен, не снимающий смокинга в самой экзотической обстановке, или мелкий буржуа, оторванный от своей среды, чувствует себя заодно с нацией или какими-то ее символами. Американский фермер, оторванный от цивилизации, начинает рабочее утро с того, что водружает нацио­нальный флаг США. Люди постоянно находятся в процессе напряженного поиска культурной идентичности.

Профессор С. Хантингтон из Гарварда как-то заметил, что в Советском Союзе коммунисты могут стать демократами, богатые могут превратиться в бедных, а бедняки - в богачей. Но русские при этом никогда не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы - армянами. При этом Хантингтон имел в виду культурные различия между народами, которые, по его мнению, преодолеть труднее всего. Но каким образом национальные различия связаны с культурой? И является ли национальная принадлежность главной формой идентификации личности?

Большинство людей связывает национальную принадлежность с «кровью». Недаром в разговорном языке используют слово «полукровка», имея в виду тех, кто родился в смешанном браке. В данном случае, сами того не ведая, люди подходят к себе подобным, как к животным. У животных «полукровки» рождаются при смешении чистой и простой породы, у людей - при смешении наций. Таким образом, за словом «полукровка» стоит определенный подход к человеку. В соответствии с ним национальная принадлежность передается по наследству и выражается в строении тела, чертах лица и многом другом, связанном с врожденными особенностями человека.

Когда-то так думали все. Сегодня в этом уверено большинство. Но есть и такие, кто думает иначе. И если бы не существовало людей, убежденных в том, что со временем кровное родство в качестве объединяющей силы отступает, а на первый план выходит культура, то национальный вопрос не имел бы отношения к культурологии. Здесь перед нами не просто разногласия, борьба мнений или пристрастий. По сути, в этом споре противостоят друг другу две исторические реальности - этнос и нация. На смену одному способу сплочения и, наоборот, идентификации в ходе истории пришел другой, но этот процесс шел долго и мучительно и у многих народов ещё не завершился.

Этническая культура является тем, что выделяет людей из «животного царства» на самых ранних ступенях развития. Этно­графические исследования показали, что даже у дикарей Южной Америки, Африки и Полинезии, и в наши дни не достигших ступени варварства, существуют способы культурной идентификации, т. е. разделения людей на «своих» и «чужих».

«Идентичный» переводится с латыни как «тождественный», а «идентификация» - это установление тождества между предметами, процессами и проч. Понятно, что полное тождество даже между родственниками возможно лишь у близнецов. Но в человеческом сообществе идентификация - это признание совпадения между людьми не в деталях, а в главном. И на ранних ступенях развития то главное, что объединяет людей в коллектив, имеет явно выраженные, зримые черты. На ступени дикости люди жили сплоченными кровнородственными коллективами. И дикарь отличал «своего» от «чужого» прежде всего по внешности. Но уже у диких народов этнодифференцирующую роль играет также культура. Ведь «своих» от «чужих» здесь отличает не только цвет кожи, но и ее раскраска, не только характер волос, но и прическа, а также бытовые и культовые предметы, язык и поведение человека.

Однако люди, в отличие от животных, способны и на большее, а именно на самоидентификацию. И происходит это на ступени варварства, когда культура включает сложную систему ритуалов и мифов, в которых люди, отождествляя себя с животными и природными силами, рассказывают об истоках собственного рода. Миф является формой коллективного самосознания. И в развитой мифологии люди начинают осознавать не только своё отличие от других, но и своё родовое единство в лице общего предка (мы говорили выше о тотемизме).

Современная культура пользуется логикой этнических различий все чаще лишь как символической системой, маской или прикрытием экономических и политических процессов. Найти в наше время какую-либо крупную однородную этническую структуру чрезвычайно сложно. Но на Востоке говорят: мир потому велик, что не отбрасывал ни одной песчинки. Человечество начала III тысячелетия уже не знает естественных рубежей, ранее разделявших народы и племена. Сегодня государственная граница является куда большим препятствием, чем моря и горы.

Хотя этническое самосознание все-таки обусловлено генетическими характеристиками, в нашу эпоху этническое и национальное самосознание не совпадают. В современных нациях есть множество людей разного этнического происхождения - «русские американцы», «обрусевшие немцы», «русские евреи» и т. д. Например, Иван Александрович (Ян Игнацы Нецислав) Бодуэн де Куртенэ (1845-1925) - русский ученый, родился в Польше. Убежденный и страстный демократ, он происходил из старинного французского дворянского рода, обосновавшегося в Польше с XVI в., и являлся потомком крестоносца Болдуина - иерусалимского короля. (В. Шкловский в книге «Жили-были» рассказывает, что когда Бодуэну в Казани надоели расспросы полиции о его родственных связях, он заказал визитную карточку с текстом: «И. А. Бодуэн де Куртенэ. Иерусалимский король».)

Современная этнология все более склоняется к тому, что единственно адекватным критерием этнической общности является национальное самосознание, или внутригрупповая идентификация. Члены этнического коллектива осознают собственную идентичность, определенную тождественность, «одинаковость» всех членов этноса и в то же время отличают себя от других этнических коллективов. Формирование национально-этнического самосо­знания происходит по схеме «мы и они». При этом, как правило, формируются предпочтительная, завышенная оценка собственной этнической группы и недооценка внешних этнических коллективов. Такой идеей, к примеру, является негритюд - теория, утверж­дающая абсолютную исключительность и самобытность духовного мира, психологии и культуры африканцев. Согласно этой теории Африка должна создать свою собственную цивилизацию, отказавшись от опыта других народов как «неприемлемого и неприменимого в условиях Африки».

Главным элементом национально-этнического самосознания является осознание общности исторических судеб, реже - общности происхождения, иногда от реального или мифического героя прошлого (такие элементы этнического самосознания более характерны для ранних этапов развития этноса). Этническое самосознание включает в себя также представления об этнической родине, этнической территории, этнической культуре и психологии собственного народа, о роли своего этноса в истории человечества или его определенной части.

Согласно современным психологическим теориям, каждому человеку в той или иной степени присуща потребность принадлежности к группе. Для большинства людей в неустойчивой ситуации переходного общества семейная и этническая принадлежность (восприятие себя членом «семьи» - маленькой или большой) становится наиболее приемлемым способом вновь ощутить себя частью некоего целого, найти психологическую поддержку в традиции. Отсюда - повышенное внимание к этнической идентификации, потребность консолидации этнической общности, попытки выработки интегрирующего национального идеала, «охра­нение» и обособление своей национальной мифологии, культуры, истории от других.

Индивид идентифицирует себя не только по этническим признакам, поэтому этничность может иногда находиться и на периферии личностной мотивации. На значимость этнической принадлежности влияют не только объективная социальная реальность («переходность» общества, этнические конфликты, миграции и т. п.), но и ряд субъективных факторов - уровень образования индивида, например. Значение этнической идентификации ситуативно . Как правило, этническое сознание групп и индивида не актуализировано при условии существования стабильных этнических отношений или в моноэтнической среде. Фактором, увеличивающим возможность этнических конфликтов и, соответственно, повышающим роль этнической идентификации, являются миграции. Еще одной закономерностью становится тот факт, что чувство этничности обычно выше у недоминирующих общностей. В этом смысле в советское и даже в постсоветское время самосознание русского населения на территории России не являлось и не является значительным фактором обыденной жизни индивида. Об этом свидетельствуют, в частности, результаты широко используемого «теста Куна» (когда респонденты несколько раз отвечают на один и тот же вопрос: «Кто я?»), проведенного в России. Упоминание о «русскости» в местах, где русские доминировали, встречалось нечасто. Но ситуация менялась в иноэтническом окружении - в Казахстане, например.

В конечном счете этнодифференциация приводит к осознанию психологических особенностей как своего этноса, так и других этнических общностей. Образ «мы» фиксируется в системе автостереотипов , образы других этносов - в гетеростереотипах . Речь идет о непроизвольной и часто не осознаваемой представителем общности психологической установке в восприятии себя и других. Этот уровень этнической идентификации связан с формированием относительно устойчивых представлений и оценок, типичных для этнической группы поведенческих, коммуникативных, эмоциональных стилей. Стереотипы связаны между собой; они образуют самоорганизующуюся систему , которая аккумулирует некий стандартизированный коллективный опыт и является неотъемлемым элементом обыденного сознания.

Стереотипизация образа Другого (устойчивые, упрощенные взгляды на качества, достоинства и недостатки различных нацио­нальных групп) - это центральная единицанациональной психологии - обыденно-практического уровня национального сознания, составляющего последнее вместе с национальной идеологией. Национальная психология функционирует в виде эмоциональных состояний, умонастроений, обыденных взглядов, мифов, анекдотов и др., в которых отражаются национально-этнические процессы в обществе. Национальная психология имеет выраженный оценочный характер. Обыденные оценки национальных процессов формируются зачастую на основе неадекватных источников (случайных встреч, малозначительных событий, рассказов, анекдотов и пр.).

Этнокультурный стереотип - обобщенное представление о типичных чертах, характеризующих какой-либо народ. «Немецкая аккуратность», «французская галантность», «русский авось», «китайские церемонии», «африканский темперамент» - в этих расхожих выражениях воплощаются распространенные этнокультурные стереотипы. Данные характеристики не информационны, это не знание о народе, а мнения, почерпнутые из литературы, обыденных разговоров о недавних событиях, рекламы и т. п. Мнения о вспыльчивости итальянцев, холодности англичан, упрямстве финнов, гостеприимстве грузин, скрытности латышей, широте души, неорганизованности и доброте русских становятся основой стереотипов.

Стереотип национального характера - это схема, и, как любая схема, она ущербна. В «Письмах русского путешественника» Н. Карамзин называл французов «легкомысленными», итальянцев «коварными», а англичан «угрюмыми». Некоторые современные авторы выделяют такие черты русского (российского?) характера, как сервильность, потребность ощущать зависимость от чего-либо («a need of dependence») в сочетании с зависимостью от власти, авторитета («relation to authority»), рабскую ментальность («Russian slave mentality», «slave soul of Russia», «Russian masochism»), мечтательность («dreaminess») и т. д. Все это примеры национальных стереотипов, с каждым можно поспорить или согласиться. Если стереотип принимается, он становится психологической установкой, своеобразными «правилами игры», которые определяют межнациональное общение. По сути, речь идет о мифологизации сознания через стереотипы: человек «кодируется» с помощью стереотипных образов, причем эффективность такой «закодированности» практически не зависит от того, насколько эти образы соответствуют действительности.

Как уже было отмечено, самоидентификация неотделима от образа Другого, чужой культуры. Анекдоты и притчи об ино­странцах содержат в себе черты менталитета, особенности каждой нации и говорят больше о характере народа-автора, чем народа-персонажа таких текстов. Этнический стереотип фиксирует какие-либо реально существующие черты и качества этносов, однако неоправданно абсолютизирует, упрощает и огрубляет их. В зависимости от контекста одна и та же стереотипизированная черта этноса может иметь как положительное, так и отрицательное звучание. Так, японское выражение «воняющий маслом» («бата-кусай») у нации, традиционно не употребляющей в пищу молоко, означает все прозападное, вычурно-неяпонское, пришлое. Здесь совершенно нейтральная гастрономическая черта стала отрицательной характеристикой, граничащей с ксенофобией (враждебным отношением к иностранцам, ко всему чужому - языку, образу жизни, стилю мышления).

Чем больше в культуре зависимость коммуникации от ситуации, тем большее внимание уделяется невербальному поведению – мимике, жестам, прикосновениям, контакту глаз, пространственно-временной организации общения (высококонтекстная культура). Напр, Япония - молчание не вакуум общения и даже оценивается как проявление силы и мужественности, но «орган речи» - взгляд.

Согласно теории эволюции Ч. Дарвина, мимика – движения лица, выражающие эмоции, – является врожденной, не зависимой от расы или культуры и не различается у человеческих существ во всем мире.

Тем не менее в 1 половине XX века многие ведущие культурантропологи, включая М. Мид, обнаружили многочисленные свидетельства того, что у представителей разных культур существуют значительные различия в экспрессивном поведении, в том числе и в мимике. По их мнению, выявленные различия означает, что мимика – это язык, которым, как и любым другим, человек овладевает в процессе социализации. Только благодаря тому, что японцев с детства учат не расстраивать своими переживаниями окружающих, они, испытывая глубокое горе от смерти близких, сообщают об этом с улыбкой.

Но в 60-е гг. П. Экманом и У. Фризеном была проведена целая серия экспериментов, выявивших инвариантность мимики в разл культурах и, получивших название «исследований универсальности». Так, в одном из экспериментов испытуемые из 5 стран (Аргентины, Бразилии, США, Чили и Японии) должны были определить, какой из 6 эмоций – гневом, грустью, отвращением, страхом, радостью или удивлением – охвачены люди на показанных им фотографиях. И был выявлен высокий уровень согласия в опознании этих 6 эмоций. Правда, исследование проводилось в индустриальных и в значительной степени американизированных культурах. Поэтому оставалась высокая вероятность того, что смысл экспрессивных выражений на лицах людей, сфотографированных в США, опознавался в других странах благодаря знакомству с американскими кинофильмами, телевизионными программами и журналами.

Сходное исследование на Новой Гвинее, испытуемые – члены 2 не имеющих письменности племен – тоже результаты, сопоставимые с ранее полученными, лишь иногда смешивая страх и удивление. Более того, предъявив студентам США, которые никогда прежде не видели членов племен с Новой Гвинеи, их фотографии, запечатлевшие на лицах все те же эмоции. И новые результаты оказались аналогичными.

Экман и Фризен, еще один вопрос: одинаковым ли образом в реальной жизни отражаются на лицах людей те эмоции, которые они опознают на фотографиях. в США и Японии записывали – без их ведома –реакции испытуемых на видео. подтвердилась гипотеза об универсальности – просмотр одних и тех же эпизодов сопровождался у американцев и японцев одной и той же мимикой.


В дальнейшем исследования, повторяющие и развивающие работы Экмана и Фризена, проводились в других странах, другими исследователями, и все они подтвердили их основные выводы. Более того, в исследовании, проведенном одновременно в 10 странах, выявлено, что по мимике представителей чужих культур очень хорошо опознаются не только «чистые», но и смешанные эмоции.

1. существуют элементы мимики, использование которых несет на себе явный отпечаток культуры - в Америке мигание 2 глазами обычно означает согласие или одобрение, а азиатский ребенок мигать не учится – это может обидеть человека

2. не только психолог, но и любой наблюдательный человек, видит межкультурные вариации в частоте и интенсивности отражения тех или иных эмоций на их лицах.

Культурно обусловленные правила «показа» эмоций.

При просмотре вызывающего стресс фильма в одиночестве на лицах американцев и японцев выражались одинаковые эмоции. Но смотря фильм в присутствии экспериментатора, американские испытуемые демонстрировали те же эмоции отвращения, страха, грусти или гнева, в то время как у японцев негативные эмоции стали отражаться на лице реже и заменялись улыбкой.

В посл годы соц психологи обратили внимание на межкультурные различия правил «показа» эмоций. В исследовании (Венгрия, Польша, США) испытуемые дБ оценить, насколько уместна демонстрация в присутствии членов своей группы, чужой группы. По мнению поляков и венгров, «среди своих» уместны позитивные эмоции, а «Показ» негативных эмоций более уместен «среди чужих». Американцы - более приемлемо проявления гнева, отвращения или страха перед родственниками или друзьями.

Жесты или выразит движения рук. В обыденном сознании – «на пальцах» – представители разных культур могут объясниться между собой. Действительно, иностранцы могут договориться с местными жителями с помощью жестов, изображающих курение сигареты, зажигание спички и т.п. Но даже в этом случае жесты могут быть поняты не везде, так как предполагают знакомство с тем или иным предметом. Кулак с отведенным указательным пальцем, предназначенный для показа пистолета, не даст основы для опознания в первобытной культуре, не знакомой со стрелковым оружием.

За посл десятилетия много работ, систематизирующих жесты. В результате - большинство жестов культурно-специфичны, не только не способствуют, но затрудняют межкультур коммуникации. Разн типы жестов в разн степени связаны с культурой

· Адаптеры, (почесывание носа, покусывание губ) помогают нашему телу адаптироваться к окружающей обстановке, но со временем могут и утратить эту функцию. правилам их использования индивид обучается в процессе социализации.

· Иллюстраторы - связаны с содержанием речи, визуально подчеркивают или иллюстрируют то, что слова пытаются выразить символически. Различия - в частоте и правилах использования. Нек культуры поощряют экспрессию (в жестикуляции) - еврейская и итальянская культуры, но манера в каждой имеет свой нац колорит. В других культурах индивидов с детства приучают быть сдержанными при использовании жестов как иллюстраторов речи: в Японии считается похвальным умеренность и сдержанность в движениях, жесты японцев едва уловимы

· Все культуры выработали жесты-символы, имеющие собственное когнитивное значение, т.е. способные самостоятельно передавать сообщение, хотя они часто и сопровождают речь. Итак, между символическими жестами в разных культурах существуют весьма значительные различия.

Исследование в голландии - студенты не только определили значение большинства «намекающих» жестов, использованных китайцами и курдами, но и отметили, что подобные жесты представлены в их собственной культуре. Но некоторые из «договорных» жестов не были правильно интерпретированы никем.

Поза - в Америке движение с выпрямленным телом - сила, агрессивность и доверие, согбенная фигура - могут «прочитать» потерю статуса». в Японии «выпрямившие поясницу» - высокомерные.

В мировой науке проанализированы погребальные ритуалы в традиц обществах - стереотипизированные элементы вербального (крики, плачи, песнопения) и невербального (мимика, слезы, жесты) поведения не являются стихийным выражением индив эмоций, а носят публичный и соц характер. Так, прежде всего соц явлением предстает вытье по покойнику в русской деревне.

Этнопсихологические особенности общения

В разделе представлены тексты, раскрывающие основные понятия и отражающие направления исследований этнокультурных и межкультурных особенностей и закономерностей общения. Даны понятия общения культур, выделены характеристики субъектов внутриэтнического и межэтнического общения. Представлены особенности отношений этносов к своим и чужим этнокультурным и этнорегиональным объединениям. Охарактеризованы социальные регуляторы внутриэтнического и межэтнического общения и взаимодействия. В соответствующих статьях выделена типология межэтнической и вутриэтнической коммуникации; охарактеризованы общие и специфические особенности использования вербальных и невербальных средств общения у разных народов; рассмотрены вопросы использования языка как средства межличностного, межнационального и внутригосударственного общения. Данный раздел отражает исследования личности как носителя того или иного языка; соотношение средств общения и построения семантической сферы сознания индивида; значение и особенности выработки межкультурной коммуникативной компетенции. Охарактеризованы психологические состояния, которые испытывает человек в новой для него культурной среде другого народа и представлены направления исследований условий и закономерностей обучения общению с представителями тех или других национальностей и подготовки к общению в иной этнокультурной среде. Описаны феноменология и закономерности межкультурного, межэтнического взаимодействия, а также причины межэтнических конфликтов и способы и технологии их разрешения. Указано значение толерантности в межэтническом общении и охарактеризованы проблемы общения мигрантов.

Редактор-составитель Т. И. Пашукова

Адаптация этнокультурная (лат. adaptacio – приспособление) – процесс активного приспособления индивида к условиям иной этнокультурной среды на основе целевой и ценностно-ориентационной установки индивида, индивидуальных возможностей достижения (знаний, опыта), результатом чего является выбор адекватной стратегии поведения и позитивной этнокультурной идентичности. Исследования усвоения чужой культуры и адаптации к переменам остаются одними из самых популярных и применимых на практике. Культурное разнообразие, расширение межкультурных контактов, отмена госконтроля законов занятости, интенсивные миграционные потоки и перемещения, социальная мобильность увеличили мультикультурный характер многих стран, добавляя к числу языков и религий иные этнич. и культурные фоны на континенте. Контакты носителей принципиально разл. этнокультурных ценностей и норм поведения, социальных образцов и стереотипов восприятия, знаний и культурно-исторического опыта, установок, представлений имеют инновационный и динамичный характер развития, причем достаточно проблемный и не всегда адекватный характер. В этом отношении А. э. выступает формой научения культурно-специфическим навыкам, необходимым для нахождения общего языка с новым культурным окружением. Учитывая это, культура может и должна рассматриваться как результат деятельности человека, как предпосылка и как следствие поведения индивида, а не только как его детерминанта или фактор, предшествующий это деятельности.

При кардинальной смене среды обитания (напр., места проживания), деятельности и социального окружения индивида, возрастает т. наз. «общий адаптационный синдром» (термин предложен Г. Селье). Смена среды обитания, деятельности и социального окружения может привести либо к трансформации культурной идентичности, в том числе и набора убеждений и установок в отношении себя и своего членства в культурной группе; либо к аккультурационному стрессу как ответу индивида на события жизни, коренящиеся в межкультурном контакте, когда те превышают его возможности справляться с ними (схоже с понятием культурного шока). Существуют разные стратегии преодоления стресса и повышения адаптивности. Например: 1) наступление (планирование, сворачивание прочей деятельности и активное преодоление), при этом снижается уровень депрессии; 2) избегание (игнорирование на поведенческом уровне, отрицание, отсутствие позитивной интерпретации), при этом усугубляются депрессивные тенденции; 3) принятие (признание проблемы и сдержанная реакция на нее); 4) поиск социальной поддержки (стремление найти эмоциональную и практическую поддержку).

Для характеристики полиэтничности и поликультурности совр. общества представляется целесообразным выделить социокультурную адаптацию (или аккультурацию) как процесс, в результате к-рого происходит изменение внеш. поведенческих стратегий индивида в ответ на требования новой социокультурной среды, и психол. адаптацию как процесс, в результате к-рого достигается внутр. равновесие, психол. и физич. благополучие, удовлетворенность в новом социокультурном контексте. Эконом. адаптация прогнозируется не только по тем же параметрам, но включает и мотивацию миграции, восприятие нехватки или утраты статуса при первом вступлении в рабочий мир. Неизбежным результатом массовых международных, межэтнич. перемещений и контактов становятся разл. варианты интеракций с принимающим этнич. большинством, сложность построения идентичности, принятия ценностей личности, семей и общин, общества в целом. Существенным являются психол. особенности личности – мотивы, установки, ценности и индивидуально-личностные возможности, весьма изменчивые, влияющие на процесс аккультурации, что характеризует состояние и развитие межкультурных отношений. Наиболее значимым в данном контексте выступает наличие признаков отличительности групп – численность, власть, права, ресурсы, включенность в межкультурные связи как личности или как группы. Выделяют 3 критерия, позволяющих дифференцировать группы усваивающих чужую культуру – индивидуальных и этногрупповых адаптантов: мобильность – наличие или отсутствие перемещений в пространстве (оседлые/мигранты); степень свободы выбора (добровольность/вынужденность действий); стабильность (постоянные/временные). Имеются данные о гендерных различиях в идентификации и аккультурации: ассимиляция мальчиков и мужчин осуществляется быстрее, а женщины относятся к ассимиляции более негативно, имея более выраженную склонность к сохранению идентичности культуре происхождения. Суть трудностей взаимодействия состоит в понимании и принятии иной культуры, ее отличия от собственной, предсказании поведения других, сохранении этнич. своеобразия и личной индивидуальности. Значение и смысл в понимании социального поведения, частота встречаемости разных типов поведения в культуре, элементы сходства (степень похожести), а не только акцентирование на различиях позволяют избегать непонимания во взаимоотношениях представителей разных культур. Уровень А. э. зависит и от степени дисперсности расселения этнолокальных групп в преобладающей культурно-языковой среде. Основой этнич. идентичности является совокупность объективных этнодифференцирующих признаков (маркеров) – общность языка, осн. черт материальной и духовной культуры, субъективных характеристик: национ. характер, стереотипы поведения, представления об общем территориальном и истор. происхождении, антропологическое сходство и религия. Диапазон восприятия колеблется от полного отрицания существования иных культур до интеграции («инкультурации» – вхождения, «врастания») в новую, иную культуру, когда ее нормы и ценности, традиции и стандарты поведения, разл. атрибуты начинают восприниматься как свои собственные. Общее правило гласит: чем больше культурные или поведенческие различия, тем больше потенциальный негативизм их оценки. Чем более негативны и конфликтны отношения между культурами, тем ниже уровень воспринимаемого культурного сходства. Г. Триандис отмечает, что чем больше культурная дистанция, тем непродуктивнее культурные контакты.

А. э. может улучшать или не улучшать «соответствие» между индивидом и окружением – можно принять позицию тождественности, сходности (как результат ассимиляции) либо сопротивления, изменчивости (через сепарацию). Она может рассматриваться как изменение от «первичного контроля» до «вторичного контроля», как долговременный и продолжительный процесс, где вариации возможны от весьма положительного до очень отрицательного показателя образа жизни в новом культурном окружении, т. е. адаптация к аккультурации есть изменчивый и многогранный процесс. Психол. адаптацию определяют личностные переменные – качество и количество связей, социальная поддержка и события, к-рые изменяют жизнь, тогда как социокультурная адаптация базируется на культурных знаниях, степени контакта и положительных межгрупповых установках, ее изменения более предсказуемы: сначала адаптация стремительна, затем темп стабилизируется. Отношения с обеими культурами, продолжительность проживания в новой стране, общие социальные навыки, постоянные связи с соотечественниками, наследственной культурой, с членами общества проживания – особенно если они соответствуют ожиданиям – являются прогнозируемыми показателями успешной адаптации.

Этнич. многообразие большинства стран и регионов требует переориентации обществ. сознания на идею поликультурности. Обучение, интерес к др. культуре, дружба с носителями этой культуры будут развивать социальные навыки и «социальные сети». Наметившийся переход от идеи образования для «разных по культуре» к «образованию для всех» представляется концептуально важным, ведет к познанию многообразия мира, знакомству с традициями разл. народов и привитию навыков взаимодействия с людьми разных культур.

Кросс-культурная психология. Исследования и применение / Дж. Бери и др. Харьков, 2007; Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003.

Г. В. Вержибок

Аккультурация (англ. acculturation) – усвоение новой культуры в результате непосредственного контакта с ней. В совр. понимании термин А. имеет 2 значения: 1) постепенное приобретение детьми форм поведения, характерных для культуры (субкультуры), внутри к-рой они растут, и 2) процесс заимствования, восприятия культуры др. группы в условиях тесного взаимодействия с ней. Этнопсихологи, как правило, говорят об А. во 2-м значении. Впервые термин А. отмечается в 1880 г. у Пауэлла из Американского этнографического общества, к-рый, изучая языки коренного населения Сев. Америки, назвал А. психол. изменения, происходящие в результате кросс-культурного подражания. Его коллега МакГи говорил об А. как процессе обмена и взаимных улучшений, с помощью к-рого общества проходят путь от первобытности к варварству, затем к цивилизации и просвещению. Редфилд, Линтон и Херсковиц определили А. как «результат непосредственного, длительного контакта групп с разными культурами, выражающийся в изменении паттернов культуры одной или обеих групп».

Факторы, влияющие на ход А. и успешность адаптации, подразделяют на общегрупповые и индивидуальные. Общегрупповые факторы определяются характеристиками взаимодействующих культур. Особую важность представляет степень сходства или различия между исходной и принимающей культурой, для оценки к-рых Бабикер предложил термин индекс культурной дистанции, определяемый языком, религией, структурой семьи, уровнем образования, материальным комфортом, климатом, пищей, одеждой и др. На индекс культурной дистанции влияет история отношений между двумя народами – наличие конфликтов, войн, геноцида. Индивидуальные факторы он подразделяет на демографические и личностные. Среди демографических факторов основным является возраст: быстро и успешно адаптируются маленькие дети, в то время как для взрослых, особенно для пожилых людей этот процесс оказывается сложным, часто болезненным. Мужчины, как правило, адаптируются легче, чем женщины, а симптомы культурного шока меньше проявляются у высокообразованных людей. К личностным факторам, способствующим успешной А., относят: когнитивную сложность, отсутствие авторитарности, толерантность, гибкость, интернальный локус контроля, терпимость к неопределенности; выносливость, низкий уровень тревожности, самообладание, самоэффективность и самоконтроль. Эти качества способствуют психол. комфорту и помогают овладевать новыми социальными нормами, ценностями и языком. Процесс А. и адаптации проходит легче у людей с реалистичными ожиданиями. Важнейшим фактором успешной адаптации и показателем А. является знание местного языка, к-рое помогает преодолению чувства беспомощности и зависимости способствует установлению контакта с местными жителями. Для снижения негативного воздействия новой культуры важно предварительное знакомство с историей, культурой и жизнью в принимающей стране, а также наличие аккультурационного опыта. Особое значение может иметь добровольный или вынужденный характер миграции. Интерес к др. культуре и дружба с носителями этой культуры, расширение контактов способствуют совершенствованию социальных навыков, что помогает преодолеть стресс и облегчает А.

Мещеряков Б. Г., Зинченко В. П. Современный психологический словарь. М., 2006; Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М., 1999; Уорд К. Азбука аккультурации // Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003.

Е. А. Гришина

Аккультурация: теории. В зарубеж. психологии существует достаточно много теорий среднего и низшего ранга (согласно классификации Куна) объясняющих суть и механизм аккультурации (А.). Рудмин описывает 126 теорий А., разработанных в период с 1918 по 2003 г. Долгое время А. представляла интерес только для антропологов, этнографов и социологов, к-рые исследовали взаимовлияние и взаимоотношения этнокультурных групп. Со временем А. стала сферой интересов психологов, причем применение термина А. у них касалось личности. В психол. теориях А. обычно имеют в виду трансформацию ценностных ориентаций, ролевого поведения, социальных установок, а также психол. изменения и динамику эмоциональных состояний индивидов в процессе адаптации к др. культуре. Уорд отмечает 3 теоретических подхода к исследованию А., рассматривающих этот процесс с разных сторон и представляющих собой «азбуку А.» (the ABC’s of acculturation). Аффективный подход представлен теорией стресса. Согласно этой теории, перемещение в чужую культуру понимается как ряд жизненных изменений, вызывающих стресс, преодоление к-рого требует мобилизации адаптивных ресурсов. Причем сильное психич. потрясение, к-рое может вызвать контакт с иной культурой, обозначается термином культурный шок (предложен Обергом). В рамках данного подхода разработана пятиступенчатая модель динамики А.: 1-й этап («медовый месяц») характеризуется энтузиазмом, приподнятым настроением и большими надеждами; на 2-м этапе непривычная окружающая среда начинает вызывать негативные ощущения, усиливается чувство непонимания, отвержения местными жителями, появляется разочарование, замешательство, фрустрация; на 3-м этапе симптомы культурного шока могут достигать критического уровня и проявляться в депрессии, болезнях, чувстве полной беспомощности; на 4-м этапе депрессия постепенно уступает место оптимизму, возвращается ощущение уверенности и удовлетворения; 5-й этап характеризуется относительно стабильной адаптацией индивида к новой культуре

Поведенческий, или бихевиористский, подход апеллирует к теории социального научения. А. понимается как освоение культуроспецифических навыков, к-рые требуются для пребывания в новом культурном окружении. В рамках этого подхода рассматриваются различия в коммуникативных стилях, включая вербальные и невербальные составляющие, а также законы, традиции и нормы и их влияние на эффективность взаимодействия представителей разных культур. Приверженцы поведенческого подхода уделяют значительное внимание формированию адекватных коммуникативных навыков и подготовке к межкультурному взаимодействию в форме просвещения, ориентировки, инструктажа или тренинга, получившего в последнее время особое распространение, поскольку в процессе тренинга не только предлагается конкретная информация, но также предоставляется возможность переносить полученные знания на новые ситуации. Когнитивный подход отличается использованием теории социальной идентификации. С позиции когнитивизма акцент делается на такие когнитивные составляющие процесса А., как социальные установки по отношению к представителям своей и чужой культурной группе, восприятие исходной и усваиваемой культуры, этнокультурная идентификация и ее изменение. В рамках этого подхода рассматриваются разл. стратегии А., напр., 4-факторная модель Берри. Согласно 4-факторной модели перед мигрантами встают 2 осн. вопроса, касающихся идентичности с исходной и новой культурой и отношений с окружающими: «Стоит ли сохранять мое культурное наследие?» и «Стоит ли поддерживать отношения с др. группами?» Сочетание ответов на эти вопросы позволяет выделить след. стратегии А.: 1) маргинализация – отказ от своей культуры при отсутствии тесных контактов с новой культурой; 2) сепаратизм – сохранение своей культуры и отказ от контактов с новой; 3) ассимиляция – отказ от своей культуры при поддержке контактов с др. культурой; 4) интеграция – сохранение своей культуры и одновр. установление тесных контактов с другой. Наиболее адаптивными стратегиями считаются интеграция и ассимиляция, наименее – сепаратизм и маргинализация.

Уорд К. Азбука аккультурации // Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003; Rudmin F. W. Catalogue of acculturation constructs: Descriptions of 126 taxonomies, 1918–2003 / W. J. Lonner, D. L. Dinnel, S. A. Hayes, & D. N. Sattler (Eds).

Е. А. Гришина

Аксиология внутриэтнического общения. Аксиология (от гр. ????? – ценный, ????? – понятие, учение) понимается (в этике и социальной психологии) как опр. система личностно и общественно значимых представлений, установок, стереотипов поведения и регулирования взаимоотношений. Ценностные ориентиры, правила и нормы речевого О. в значительной мере предопределяют тематику, выбор языковых средств и доминирующую тональность межличностного дискурса, сформировавшегося в «силовом поле культуры» (В. С. Библер) того или иного этноса.

Русская речевая культура выработала самобытную коммуникативную стратегию, направленную на достижение в межличностном О. полноты взаимопонимания, взаимодействия и взаимоотношений. Системообразующая роль ценностной ориентации на взаимность проявляется в эволюции таких релевантных параметров межличностного дискурса, как: 1) типическая концепция адресата и искомой с ним общности, выступающая в кач. его содержательного ядра, 2) семантико-смысловое поле О., выполняющее роль его функц. базиса, и 3) диалогические отношения с характерной аксиологической модальностью, в к-рых находит выражение его жанрово-стилевое оформление. Направленность на достижение взаимности как искомой ценности в межличностном диалоге выражается также в «союзнической экспрессии», энергийной заряженности высказываний и в интенсивном накоплении общезначимых мыслей, представлений и переживаний, на фундаменте к-рых формируется интеллектуально, эмоционально и духовно общий мир коммуникантов. Поэтому в русском межличностном дискурсе слова не только являются носителями опр. значения, но отражают эмоциональное отношение и состояние говорящего и искомую общность с адресатом Функц. значимость идеала взаимности (ср. с принципом кооперации Г. П. Грайса), отличающего русское межличностное О. Это позволяет рассматривать его в кач. релевантного признака и онтологической основы «диалога личностей», а принцип взаимности – в кач. исторически сложившейся эмоционально-смысловой доминанты межличностного дискурса. Осмысление ценностной стороны межличностного дискурса способствует пониманию его виртуального развития, к-рое протекает в отсутствие адресата.

Самобытность межличностного О. проявляется и в его «вплетенности» в разл. дискурсы, включая институциональный. Это объясняется тем, что разнообразные социальные контакты воспринимаются в русской языковой среде как перспектива, позволяющая строить взаимодействие исходя из ценностных представлений, характерных для межличностного диалога. В итоге носитель языка обычно сохраняет в разл. социальных ролях внутр. идентификацию с самим собой и не ограничивается ролью пользователя языком в программируемой ситуации. Этические оценки, предопределяющие национ. своеобразие речевого взаимодействия, являются результатом длительной эволюции духовных потребностей. Аксиология русского речевого поведения, восходящая к православному и отчасти языческому миропониманию, по-прежнему сохраняет, согласно проведенным масштабным исследованиям, свою ориентацию на такие ценностные представления, как вера, совесть, справедливость, правда и общинность. Западноевропейская речевая культура избрала в кач. образца интеллектуальное О. античных философов. Это способствовало дальнейшей «персонализации индивида» (И. С. Кон) и формированию такого стиля речевого поведения, в к-ром проявлялись личностные особенности самостоятельно и оригинально мыслящих коммуникантов. Традиционный акцент на индивидуальность привел к утверждению рациональной доминанты О. и к доминированию в оценке человека представлений о его свободе, личностном достоинстве, инициативности и способности к самореализации. В итоге отличительными особенностями западноевропейского речевого поведения стали: акцентуация личностного начала, умение владеть собой, подчеркнутая категоричность и пафосность высказывания, к-рые связаны с формированием индивидуалистической культуры. Аксиология речевого поведения в странах т. наз. конфуцианского региона, напротив, не предполагала автономии отдельного человека и строилась на основе идеи иерархической организации общества. Ощущая себя частью семейного клана, человек осознавал себя включенным в единую социальную цепь и приобретал соответствующий статус (социальное «лицо»), предписывающий следование опр. этическим правилам. Этика «лица» как доминанта речевого поведения практически нивелировала индивидуальное своеобразие, сводя О. к демонстрации масок, соответствующих этикету. Общая для наследников конфуцианских этических ценностей готовность придерживаться традиционных образцов речевого поведения сформировала в этом регионе национально самобытные культуры коллективистского типа. Так, напр., китайское О. ориентировано на демонстрацию «всеобщей любви» и достижение «взаимной выгоды», а к числу его ценностных ориентиров неизменно относятся приоритетность силы, трезвого расчета и практически полезного результата.

Т. о., аксиология речевой культуры является своего рода ключом, раскрывающим ее национ. своеобразие, а присущие ей ценностные идеалы и представления позволяют глубже проникнуть в язык и созданный на его основе дискурс.

Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1984–1985. М., 1986; Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики / Под ред. К. А. Абульхановой, А. В. Брушлинского, М. И. Воловиковой. М., 1997; Кон И. С. Открытие «Я». М., 1978; Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубеж. лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985.

Т. Е. Владимирова

Барьеры межкультурных отношений опр. препятствия или проблемы, возникающие вследствие непонимания вербальных или невербальных сигналов пространственно-временного действия, затрудняющих интеракцию и мешающих обмену информацией, которые сопровождаются дискомфортом и отрицательными переживаниями. В межкультурных отношениях выделяют: барьеры (коммуникативные и психологические), трудности (субъективно переживаемые или объективные) или нарушения контактов коммуникации. Данная градация понятий считается неск. искусственной и скорее служит для дифференциации исследовательских задач либо разделения практического и науч. языка. Общим для них является непреднамеренность возникновения и порой бесконфликтность проявлений наряду с эмоциональным напряжением. Б. м. о. различаются – по тяжести протекания, степени вовлеченности партнеров, возможности изменений, степени результативности. Коммуникативные барьеры включают недостаточное владение техниками и приемами О., социальными навыками и умениями. В основе барьеров психологических заложены предрассудки, стереотипы, предубеждения. Б. Д. Парыгин, выделяет такие разновидности социально-психол. барьеров, как внутренние (нормы, установки, ценности, личностные особенности) и внешние (непонимание, дефицит информации и пр.). Е. В. Залюбовская указывает на феномен «индуцированного барьера», часто неосознаваемого, возникающего при контактах с людьми скованными, напряженными. Диапазон переменных, влияющих на эффективность межличностных взаимодействий, может включать как внеш. параметры (средовые и ситуативные, социальные и нормативные признаки, стандарты и ориентация культур), так и внутр., индивидуальные характеристики (психич. склад и опр. свойства личности, коммуникативная компетентность и опыт О., целевая и мотивационно-смысловая стороны). Эффективная межкультурная коммуникация требует « изоморфичных атрибуций», в том числе одинаковых интерпретаций поведения ее участниками. В осн. используются общие категории (язык, система образования, мифы, семейные структуры и пр.), но их содержание зачастую сильно отличается и есть различия в деталях. Именно детали культурных отличий порождают непонимание социального поведения, способствуя возникновению барьеров О. Косвенным индикатором наличия барьеров может служить их отражение в сознании участников интеракции. Особенно проявляется это при контактах коммуникантов в условиях жизни, отличной от их привычной среды обитания или проживания, напр., в условиях др. этнокультурной среды. Перемещаясь из одной культурной среды в другую, можно пережить состояние « культурного шока» , когда приспособление к иному окружению вызывает проявление ряда физич. и психол. симптомов. Чем больше культурная дистанция между «старым» и «новым» (узнаваемым и неизвестным), тем ярче проявляются эти симптомы, включающие и чувство утраты контроля. Но они будут выражены меньше, если у человека больше опыта знакомства с «иным» (другим). Этноцентризм и культурная дистанция формируют восприятие несхожести, неодинаковости, негативных стереотипов, что приводит к конфликтам и барьерам в О. Барьеры О. связаны и с изменениями, к-рым подвергается как личность, так и культура. Барьерами, к-рые снижают эффективность интеракций, являются различия когнитивных схем, используемых представителями разных культур. Наиболее ярко дифференциация моделей восприятия проявляется при столкновении с иным мировоззрением, мироощущением и т. п. Препятствием и помехой контактам могут стать и стереотипы в случае, если они: а) не позволяют выявить индивидуальные особенности людей, несмотря на персональные вариации; б) повторяют и усиливают опр. ошибочные убеждения и верования до тех пор, пока люди не начинают их принимать за истинные; в) основаны на искажениях и дают неточные представления о людях, с к-рыми осуществляются межкультурные контакты. Индивиды сохраняют свои стереотипы, даже если реальная действительность и жизненный опыт им противоречат. В ситуации межкультурных контактов важно уметь эффективно обходиться со стереотипами, осознавать и использовать их или отказываться от них при их несоответствии реальной действительности. Культурные контакты зачастую оказываются неэффективными в силу привычек, самоопределения и разного восприятия ситуации, тем самым субъективная культура – совокупность типичных представлений о своем социальном окружении и характерные способы его восприятия и оценки – представляется базовой информацией для предсказания поведения личности в ответ на поведение др. человека.

При взаимодействии в разных культурах необходимо обращать внимание на элементы субъективной культуры: категоризацию, ассоциации, убеждения, цели, оценки, нормы, роли, ценности и др. элементы. Напр., категоризация позволяет сформировать представления о разл. формах социального поведения на основе обмена осн. ресурсами. Для улучшения контактов желательно определить пределы функционирования терминов, делать акцент на анализе О. (словарного запаса), выделять количество употребляемых слов и выражений, частоту совместного их использования. Чем больше одинаковых ассоциаций – тем лучше коммуникация. Связи между категориями и ассоциациями достаточно сложные в разных культурах, а интерпретация их содержания может существенно отличаться: индивидуалистическому типу культуры свойственны диспозиционные суждения, коллективистским – контекстуальные. Учет комплексного характера элементов субъективной культуры позволяет сделать опр. прогноз поведения. Личная эффективность (или успешность взаимодействия в незнакомой среде) зависит от чувства контроля над окружающей обстановкой, широты жизненного опыта и способности преодолевать препятствия, от степени рассогласования между ожиданиями и реальными событиями, от социальной поддержки и осведомленности, навыков взаимодействия и др.

Б. м. о. будут исчезать при наличии знаний о др. культуре, приобретения навыков в условиях межкультурного тренинга, который повышает значимость изоморфных характеристик культур и увеличивает шансы воспринимать людьми друг друга как похожих, вызывая межличностные симпатии, сокращая социальную дистанцию и повышая их самоэффективность. Модель «межкультурной сенситивности» позволяет расширить культурное познание, снять беспокойство/неопределенность в разных кросс-культурных ситуациях.

Куницына В. Н., Казаринова Н. В., Погольша В. М. Межличностное общение. СПб., 2001; Триандис Г. К. Культура и социальное поведение. М., 2007.

Г. В. Вержибок

Диалог в межкультурной коммуникации: гармонизация диалога в структуре «автор – адресат». В межкультурной коммуникации (М. к.) диалог «автор-адресат» в силу разных причин может иметь разные степени эффективности. Если эту эффективность изображать на шкале, то один ее полюс – это максимальная эффективность, или диалогическая гармония, а другой – минимальная, или нулевая, эффективность, вплоть до коммуникативного провала. В эффективном процессе М. к. имеет место адекватное взаимопонимание участников коммуникативного акта, принадлежащих к разным национ. культурам. Напротив, в случаях низкой коммуникативной эффективности, как отмечают Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров, включаются доп. факторы риска, к-рые могут лишить диалог не только коммуникативной гармонии, но и коммуникативного эффекта вообще, привести к полной коммуникативной неудаче. Гармонизацией О. в этой ситуации может считаться устранение или ослабление влияния факторов коммуникативной дисгармонии. Многое определяется уже на стадии интенции автора при порождении текста и отражается в его речемыслительной деятельности, начиная с отбора конкретного содержания, к-рое нужно передать, заканчивая отбором языковых средств для реализации (вербализации) авторского замысла. Автор стремится предотвратить любой возможный сбой в своем О. и для этого он старается пояснить все, что только может привести к снижению понимания. Для нарративного текста универсальным способом гармонизации является метатекст, к-рый может быть либо включен в ткань повествования, либо представлен во внетекстовом варианте. Термин «метатекст» – это «текст о тексте», реализующий метаязыковую функцию и тем самым эксплицирующий «заботу» автора о том, чтобы читатель понял его правильно, точно, адекватно. В лингвистическом смысле понятие «метатекст» объединяет как особого рода синтаксич. конструкции – пояснительные, так и более развернутый (выходящий за рамки одного предложения) внетекстовый социокультурный или языковой комментарий. В М. к. на лингвокультурной «границе» метатекст приобретает особое значение, его необходимость обусловлена след. факторами: 1) множеством незнакомых реалий др. культуры (субкультуры), составляющих этнографические лакуны; или 2) их иноязычными (или принадлежащими др. субкультурному коду) наименованиями. Иными словами, пояснительный метатекст порождают «забота» (Г. П. Уханов) о читателе и естеств. желание автора расширить его кругозор, удовлетворить его познавательный интерес.

Осн. условием коммуникации считается фоновое знание, т. е. «знание реалий и культуры, к-рым взаимно владеют говорящий и слушающий». С. Г. Тер-Минасова отмечает, что пояснительный метатекст призван восполнить недостаток фоновых знаний, и что он является специфическим средством, для «обслуживания» подобных ситуаций. Пояснение может строиться по модели реальной дефиниции, когда дается логическое определение через «род + видовое отличие». В др. случаях может иметь место простое переименование, или «перекодирование». Малоизвестному или иноязычному слову в ряде случаев дается общеупотребительное соответствие или русский эквивалент. Кроме внутритекстовых способов гармонизации диалога «автор – адресат», существует ряд внетекстовых способов: редакционные предисловия, послесловия, комментарии, примечания, сноски и т. п., цель к-рых – обеспечить наиболее полное и адекватное восприятие текста. По содержанию это может быть краткая дефиниция, типа перевода иноязычного слова. Иногда у автора возникает необходимость дать более пространный социокультурный комментарий, восполнить недостаток фоновых знаний, без к-рых коммуникация не может быть эффективной. Комментарии могут разниться не только по характеру заключенной в них информации, но и по тому, кто их составляет. Особый случай представляет собой такой тип гармонизирующего метатекста, как авторский комментарий, хотя он находится не на границе, а в пределах одной лингвокультурной традиции. Для заинтересованного читателя такой контекстуально ориентированный комментарий необходим, т. к. он помогает точнее понять замысел автора и обеспечить максимально приближенное к нему восприятие текста. В отсутствие авторских комментариев свою гармонизирующую функцию могут сыграть комментарии от переводчика, от издателей, редактора. По типу комментария, даже по самому факту наличия или отсутствия его, можно определить, кому адресован текст, т. е. на какой уровень читательской компетенции он рассчитан.

Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. М., 1983; Воробьева О. П. Текстовые категории и фактор адресата. Киев, 1993; Котова Л. Н. Нарратив в зеркале диалога «автор-адресат». М., 2007; Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000.

Л. Н. Котова

Дискурс в межкультурной коммуникации. С развитием психолингвистики, прагматики и теории коммуникации на смену изучения языка как системы, независимой от реальности, пришло понимание языка и речи, к-рые отражают действительность и создают дискурс. Вбирая в себя речевую/текстовую деятельность вместе с соответствующим социокультурным контекстом, дискурс выступает как главный хранитель общего опыта, знаний, мыслей, ценностных представлений и переживаний. Поэтому в оценке себя и личностного бытия человек исходит не только из собственного Я и характера взаимоотношений внутри своего круга О., но и из дискурса, к-рый также дает опр. оценку как той действительности, к-рая находит в нем свое выражение, так и самой личности, унаследовавшей его идейно-духовные представления. Особую значимость обращение к «совокупности всего говоримого и понимаемого в опр. конкретной обстановке в ту или иную эпоху жизни данной обществ. группы», по выражению Л. В. Щербы, приобретает при рассмотрении межкультурной коммуникации. Это объясняется тем, что представители разл. лингвокультурных общностей усваивают ценностные представления, нормы и правила О., сценарии «строительства отношений» и номенклатуру ролей, прежде всего из дискурса, к-рый носит этноспецифичный характер. Если в монокультурном О. процесс восприятия собеседника носит «свернутый» характер в силу тождественности или близости предшествующего опыта, то при взаимодействии с носителем иного языка и иной культуры оно может осложняться действием языкового, коммуникативного, ценностно-смыслового и др. барьеров. Поэтому в межкультурной коммуникации знание дискурса обеспечивает восприятие аксиологических и поведенческих особенностей собеседника как освещенных традицией и, следовательно, как естеств. и ожидаемых. Например, для русского дискурса, фиксирующего особенности обыденного сознания носителей языка, характерно понимание О. как включающего не только обмен информацией (разговор), но и представление о характере общности (друзья), о взаимопроникновении (беседа по душам) и о положительном отношении к О. в целом (возможность высказаться и обрести душевное равновесие). Свойственные русскому дискурсу задушевность, искренность, доверительность и интенсивность отношений нередко воспринимаются представителями иных лингвокультурных общностей как нежелательные и обременительные (в оценке представителей западноевропейской культуры) или даже шокирующие (с т. зр. представителей восточноазиатской культуры). Неодобрительное отношение, как правило, вызывают установка на достижение взаимности и эмоционально-оценочная модальность О., отличающие русский межличностный дискурс. С др. стор., достижение взаимопонимания может быть также осложнено подчеркнутой этикетностью О. и непривычным для русских строгим контролем за мимикой лица, к-рый присущ всем представителям восточноазиатского региона. Поэтому одним из условий достижения взаимопонимания в межкультурной коммуникации является осмысление и сопоставление национ. особенностей тех дискурсов, к-рые лежат в основе речевого поведения коммуникантов. Так, напр., косвенное, ненавязчивое выражение мыслей и чувств и особая деликатность, исключающая внесение в разговор какого-либо диссонанса, к-рые особенно ярко проявляются в японском дискурсе, плохо согласуются со свойственной русскому О. непосредственностью. Согласно японской этике, дружеское поведение должно быть жестко направлено на ранжирование взаимоотношений в зависимости от статусных ролей: Этикет надо соблюдать даже в дружбе. Поэтому японский дискурс включает базовую понятийную сетку, опр. образом программирующую дружеское взаимодействие: shinyu – «близкий друг», tomodachi – «друг» и др. Этнокультурная специфика языковой и речеповеденческой картин мира и унаследованного дискурса предопределяет формирование национально самобытной экзистенциальной картины мира, своего рода «экзистенциальной пространственности» (М. Хайдеггер), в к-рой разворачивается личностное бытие носителей языка. Поэтому рассмотрение межкультурной коммуникации с необходимостью включает анализ этикопсихолингвистических особенностей дискурса как важнейшего феномена, принадлежащего одновр. языку, культуре и личности.

Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. М., 1996; Владимирова Т. Е. Призванные в общение: Русский дискурс в межкультурной коммуникации. М., 2007; Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001; Седов К. Ф. Дискурс и личность: эволюция коммуникативной компетенции. М., 2004; Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2004.

Т. Е. Владимирова

Идентичность этническая (англ. ethnic(al) identity, от гр. ??????? – народный и ср. – лат. identicus – одинаковый, тождественный) – переживание личностью своей принадлежности к опр. этносу, осознание наличия типичных для его представителей качеств, оценка этнически обусловленных предпочтений в сфере О. и деятельности. Первое использование термина ethnical identity приписывают амер. социологу Д. Рисману и относят к 1953 г. Однако косвенные описания И. э. обнаруживаются в антропологической и социол. литературе начала XX в. В определениях И. э. подчеркивается осознание или переживание принадлежности к этнич. общности, отождествление с ее представителями при обособлении от др. групп, представление об общем происхождении, эмоционально-ценностное отношение к этнич. территории (родине), истор. прошлому этноса и его месту в совр. мире, сопричастность этнокультурной традиции. Т. Г. Стефаненко определяет И. э. как результат когнитивно-эмоционального процесса самоопределения индивида в социальном пространстве относительно многих этносов, как осознание, восприятие, понимание, оценивание и переживание своей принадлежности к этносу. Согласно Дж. Финни, И. э. – это динамический многомерный конструкт, касающийся осознания себя как члена этнич. группы, текущее и переменчивое понимание себя, конструируемое и модифицируемое осознание своей этничности.

Психол. смысл И. э. проявляется при ее сопоставлении с такими родственными категориями, как национ. идентичность (отождествление не с этносом, а нацией), этнич. самосознание (результат самоопределения личности в этнич. контексте жизнедеятельности), чувство этнич. принадлежности (эмоциональное восприятие своей причастности к этносу), этничность (общее социальное определение и самоопределение личности в этнически значимом мире), этнич. идентификация (процесс обретения И. э.), этнич. самоидентификация (осознанное причисление себя к этнич. общности). Наиболее значимыми признаками И. э. являются язык, происхождение, образ жизни, традиционная культура, ценности и нормы, истор. память и мифология, религия, чувство родины, гражданство, характер, внешность. Говоря о структуре И. э., исследователи обычно подчеркивают наличие сознательного и бессознательного уровней (Г. У. Солдатова), когнитивного и аффективного компонентов (М. Барретт). К когнитивному относят знания и представления об этнич. особенностях человека и группы, осознание принадлежности к этносу, содержание этнич. ауто– и гетеростереотипов. Аффективный компонент включает отношение к этнич. общностям, оценку принадлежности к этносу, направленность этнич. стереотипов, этнич. предпочтения. Изредка добавляют и поведенческий компонент, заключающийся в этнически окрашенной специфике действий и поступков. Дж. Финни выделяет в И. э. этнич. осознание, этнич. самоидентификацию, этнич. установки, этнич. поведение. И. э. бывает положительной и отрицательной. Г. У. Солдатова считает нормой положительную И. э., отклонения от к-рой могут происходить по типу этнич. индифферентности, гипо– и гиперидентичности. В объяснениях социально-психол. природы И. э. преобладают 3 подхода: примордиалистский, конструкционистский и инструменталистский (Э. Д. Смит, Т. Х. Эриксен). Сторонники примордиалистских взглядов рассматривают И. э. как врожденную, предзаданную сущность человеческого существования – инстинктивную и естественную, устойчивую либо неизменную. Для конструкционистов И. э. – социальный конструкт, продукт человеческих взаимодействий, устанавливаемый, обусловливаемый и изменяемый, существующий в зависящих от ситуации восприятиях, чувствах и отношениях. Ф. Барт отмечает ситуативность и относительность И. э., подчеркивает ее сравнительный и релятивный характер. Инструменталистские толкования отрицают онтологическую реальность И. э., являющейся всего лишь инструментом для отстаивания индивидуальных и коллективных интересов, механизмом достижения опр. целей и социальной стратификации. К осн. факторам формирования И. э. относятся: этнич. структура социума, количественные соотношения этносов, их социально-истор. статус, характер этнокультурных взаимодействий. Важным условием формирования И. э. является наличие конкурирующего взаимодействия 2 или неск. этносов. Моноэтничность или слишком пестрая полиэтничность замедляют процессы этнич. идентификации. У представителей этнич. большинства И. э. формируется на основе чувства полноценности и превосходства, а меньшинства – ущемленности и ущербности. Принятию своей И. э. содействует принадлежность к доминирующей по разл. признакам группе. По Ф. Барту, И. э. является результатом согласования внеш. предписаний и внутр. самоидентификаций. Личность как бы выбирает свою И. э., хотя определяющим оказывается влияние среды, образа жизни и культуры этнич. группы.

Обобщая взгляды Ж. Пиаже, Дж. Финни, В. Ю. Хотинец, можно выделить 3 осн. этапа формирования И. э. 1-й этап – диффузная идентичность – начинается в старшем дошкольном и охватывает младший школьный возраст. Формируются фрагментарные представления об этнич. принадлежности, идентификация с окружающими постепенно приобретает этнич. окраску. 2-й этап приходится на подростковый возраст и связан с общим поиском идентичности. Пробуждается интерес к этнич. ценностям, усиливается идентификация с референтными группами и деление на «своих» и «чужих». На 3-м этапе (ранняя юность) происходит полное осознание своей этнич. принадлежности, развивается этнич. мировоззрение. Существенным качеством И. э. является ее защитная и психотерапевтическая направленность. Наличие И. э. помогает человеку в обретении смысла жизни, обеспечивает чувство сопричастности, предоставляет психол. поддержку и ощущение безопасности, содействует повышению самооценки.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ВНУТРИСЕМЕЙНОГО ОБЩЕНИЯ Межличностное общение в семье является ключевым моментом ее жизнедеятельности, определяет эффективность ее функционирования и ресурсы роста и развития. Особенностью семейной коммуникации является высокая

Из книги Диагностика способности к общению автора Батаршев Анатолий

Особенности коммуникативной стороны общения Когда говорят об общении как об обмене информацией, имеют в виду коммуникативную сторону общения. Передача любой информации производится посредством знаковых систем, т. е. знаков. Коммуникатор (передающий информацию)

Из книги Этнопсихология автора Бандурка Александр Маркович

Этнопсихологические особенности украинского народа Перестройка украинской государственности требует глубокого и объективного изучения и понимания психологических особенностей нашего народа, определения их влияния на социально-политические процессы в стране.

Из книги Психология общения и межличностных отношений автора Ильин Евгений Павлович

РАЗДЕЛ I Психология общения Эффективность взаимодействия людей зависит от коммуникативной компетентности (компетентности в общении), т. е. умения устанавливать и поддерживать необходимые контакты с людьми. Коммуникативная компетентность включает систему знаний и

Из книги Мотивация и мотивы автора Ильин Евгений Павлович

ГЛАВА 9 Возрастные особенности общения

Из книги Психология общения. Энциклопедический словарь автора Коллектив авторов

10.9. Особенности общения через Интернет О. В. Левшина (2002) выявила особенности общения мужчин и женщин через Интернет. Поиск и получение необходимой информации, а также удовлетворение деловых интересов является мотивом чаще для мужчин, чем для женщин, большинство же

Из книги Социальная психология автора

19.5. Типы жен и особенности их общения М. С. Мацковский (1978) выделяет три типа жен. Первый тип - «жена-хозяйка», для которой важнее всего семья - муж, дети, дом. Она огромную часть времени уделяет уходу за детьми, домашнему хозяйству. Главные ее помыслы - чтобы хозяйство

Из книги Основы психологии автора Овсянникова Елена Александровна

10.4. Возрастные особенности мотивации общения В младенческом возрасте ярко выражена потребность общения с родителями, особенно с матерью. Поэтому дефицит такого общения в течение 5–6 месяцев приводит к необратимым негативным сдвигам в психике ребенка, нарушает

Из книги Разговоры с сыном [Пособие для неравнодушных отцов] автора Кашкаров Андрей Петрович

Раздел 4 Личность как субъект общения Разработка психологических проблем общения невозможна без обращения к личности и ее внутреннему миру. Общение – это процесс, в который вовлекается личность во всей своей целостности – множестве свойств и качеств. Внутренний мир

Из книги автора

Раздел 13 Нарушения общения Агнозия социальная (от гр. ? - приставка, означающая отрицание, ?????? – знание) – понятие, введенное В. Райхом для обозначения такого отношения человека к собственной жизни, при к-ром позитивные стороны жизни им не воспринимаются и отсутствует

Из книги автора

Раздел 14 Коррекция нарушений общения Библиотерапия (от гр. ??????? – книга, ???????? – лечение, уход за больным) – разновидность психотерапии, использующая художественную книгу как одну из форм лечения словом, заключенным в художественную форму. Б. – это метод сложного

Из книги автора

Раздел 15 Диагностика общения Данный раздел энциклопедического словаря состоит из девяти подразделов: 15.1 Диагностика психологических особенностей личности в общении; 15.2. Диагностика феноменов общения; 15.3. Диагностика общения в семье; 15.4. Диагностика общения в

Из книги автора

Раздел 3 Психология общения

Из книги автора

Раздел 3 Психология общения 3.1. Функции и структура общения Общение – специфическая форма взаимодействия человека с другими людьми как членами общества; в общении реализуются социальные отношения людей.В общении выделяют три взаимосвязанных стороны: коммуникативная

Из книги автора

6. Особенности эффективного общения с людьми Наш мир очень сложен и время сейчас турбулентное. Общество гедонистическое, ориентированное на удовольствие и потребление. Сразу хочу предостеречь тебя, сын: никогда не ищи виноватых. Виноватых нет, или виноваты все.Никогда,

На третьем этапе симптомы культурного шока могут достигать критической точки, что проявляется в серьезных болезнях и чувстве полной беспомощности. Не сумевшие успешно адаптироваться в новой среде визитеры-неудачники «выходят из нее» - возвращаются домой раньше положенного срока. Сложнее приходится оказавшимся в этой ситуации иммигрантам, которые могут выбрать переезд в другую страну и даже уход из жизни.

Однако намного чаще мигранты получают социальную поддержку окружения и преодолевают культурные различия - изучают язык, знакомятся с местной культурой. На четвертом этапе депрессия медленно сменяется оптимизмом, ощущением уверенности и удовлетворения. Человек чувствует себя более приспособленным и интегрированным в жизнь общества.

Тема 11. Этнопсихологические аспекты

межличностного и делового о б щения.

Ознакомиться: с особенностями межличностного и делового общения в межкультурном взаимодействии

Знать: сущность этнопсихологических явлений, специфику их формирования и проявления в межличностном и деловом общении;

Уметь: выявлять этнопсихологические особенности делового общения и взаимодействия представителей западной и восточной культур

Учебные вопросы:

Высококонтекстные и низкоконтекстные культуры

Особенности невербальной межкультурной коммуникации в деловом общении

Высококонтекстные и низкоконтекстные культуры

Между культурами существуют значительные различия в том, как используются средства коммуникации в межличностном общении. Представители низкоконтекстных культур больше внимания обращают на содержание сообщения, на то, что сказано, а не на то - как, их коммуникация в слабой степени зависит от ситуации. В высококонтекстных культурах при передаче информации люди склонны в большей степени обращать внимание на контекст сообщения, на то, с кем и в какой ситуации происходит общение. Эта особенность проявляется в придании особой значимости форме сообщения, тому как, а не тому, что сказано.

Яркие примеры различий между двумя типами культуры можно обнаружить в сравнительных исследованиях, даже в тех случаях, когда их авторы не ставили перед собой задачу их выявить.

Для низкоконтекстных культур характерен когнитивный стиль обмена информацией, при котором значительные требования предъявляются к беглости речи, точности использования понятий и логичности высказываний коммуникатора. Чтобы выделиться внутри группы и «блистать в обществе», представители подобных культур стремятся развивать свои речевые навыки.

Высокая зависимость коммуникации от контекста, присущая многим восточным культурам, проявляется в расплывчатости и неконкретности речи, изобилии некатегоричных форм высказывания, слов типа «может быть», «вероятно» и т.п. Так, японцам соблюдать вежливость и сохранять гармонию межличностных отношений помогает сам строй родного языка, в котором глагол стоит в конце фразы: говорящий, увидевший реакцию на свои первые слова, имеет возможность смягчить фразу или даже полностью изменить ее первоначальный смысл. Японец старается говорить так, чтобы избежать слова «нет», вместо этого он использует мягкие обороты-отрицания:

В деловых взаимоотношениях японцы обычно ведут разговор «вокруг да около», долго рассуждая обо всем, только не об основном предмете дискуссии. Эта стратегия позволяет им лучше узнать о намерениях партнеров, чтобы либо подладиться к ним, либо противостоять, не уронив при этом достоинства противоположной стороны.

Анализируя особенности русского языка, мы обнаружим признаки того, что и русская культура является высококонтекстной. Лингвисты отмечают, что

Для высококонтекстных культур характерна и большая, чем для низкоконтекстных, дифференциация эмоциональных категорий, что отражается на стиле межличностных отношений. Внимание к контексту сообщений проявляется в богатстве языковых средств для выражения эмоций, в стремлении передавать все оттенки возникающих между людьми чувств и все колебания в отношениях между ними. Так, в японском языке имеется намного больше терминов для межличностных эмоций, например симпатии, чем в английском. Японцы имеют множество слов для разных типов улыбок и смеха, различая их как по звукам, так и по функциям (улыбка, за которой кроется печаль, надменная неопределенная улыбка, «социальная улыбка», которая изображается для соблюдения благопристойности, профессиональная улыбка, довольная улыбка пожилого человека и т.п.).

Впрочем, высококонтекстные культуры могут существенным образом различаться по проявленности эмоций при общении. Если для японской культуры нормой является сдержанность при обмене информацией, то «русская культура относит вербальное выражение эмоций к одной из основных функций человеческой речи». При этом русский язык, как и японский, имеет исключительно богатый репертуар лексических и грамматических выражений для разграничения эмоций и придания особой окраски межличностным отношениям.

Особенности невербальной межкультурной коммуникации в деловом общении

Современная японская культура, служащая образцом высокой зависимости от контекста, сохранила больше стереотипных элементов поведения, в том числе и вербального, чем русская. Вербальная коммуникация японцев и в наши дни больше зависит не от сиюминутной ситуации, а от относительного статуса говорящих, например от подчиненного положения одного и превосходства другого:

Чем больше в культуре прослеживается зависимость коммуникации от ситуации, тем большее внимание в ней уделяется невербальному поведению - мимике, жестам, прикосновениям, контакту глаз, пространственно-временной организации общения. Например, в Японии, с одной стороны, молчание не рассматривается как вакуум общения и даже оценивается как проявление силы и мужественности, с другой - «органом речи» для японца является взгляд, а глаза говорят в той же мере, что и язык. Встретив взгляд другого человека, японец, умеющий вести диалог на языке взглядов, понимает движения его души и может на ходу перестроить свое вербальное поведение.

Все культуры выработали жесты, имеющие собственное когнитивное значение, т.е. способные самостоятельно передавать сообщение, хотя они часто и сопровождают речь. Именно одним из культурно-специфичных символических жестов так неудачно воспользовался американский президент Никсон в Бразилии. Кстати говоря, значение сложенных кольцом большого и указательного пальцев чрезвычайно многообразно: в США это символ того, что все прекрасно, на юге Франции - «плохо, ноль», в Японии они символизируют деньги в ситуации купли-продажи, а в некоторых регионах Европы, как и в Бразилии, - это весьма непристойный жест.

Итак, между символическими жестами в разных культурах существуют весьма значительные различия. Исследователи пришли к заключению, что они тем сложнее для понимания в чужой культуре, чем больше дистанция между формой жеста и референтом (тем, что должно быть изображено). Намекающий жест рукой «иди ко мне», видимо, будет понят почти повсеместно, хотя в разных культурах он не абсолютно идентичен: русские обращают ладонь к себе и раскачивают кисть вперед и назад, а японцы вытягивают руку вперед ладонью вниз и согнутыми пальцами делают движение в свою сторону.

Все народы имеют развитые правила, управляющие использованием межличностного пространства. Люди действуют в соответствии с ними автоматически, но при межэтническом общении необходимо учитывать, что в разных культурах они могут существенно различаться.

Так, в каждой культуре выделяются проксемические дистанции - оптимальные «зоны» для различных видов общения.

Нормы приближения к человеку во многих других культурах сильно отличаются от американских. Высокая потребность в тесном контакте при общении характерна для культур Латинской Херики, арабских стран и Южной Европы, а низкая, хотя и в Разной степени, кроме культуры США, отличает культуры Дальнего Востока, Центральной и Юго-Восточной Азии и Северной Европы. В исследовании студентов из разных стран самая большая Дистанция была выявлена у жителей Северной Европы, самая короткая - у арабов, высококонтактными оказались также южно-европейцы и латиноамериканцы